- Ну-у, я точно еще не могу сказать, -- начал Грегорио. -- Но я думаю, моя работа будет связана с лошадьми! Знаете, лошади это... -- Грегорио задумался, с чем бы таким сравнить лошадь. Не мог же он сказать - "Лошади - это единственное, в чём я хоть как-то разбираюсь!" -- Лошади это вполне надёжная отрасль! -- Тут ему пришло в голову, что у дяди может возникнуть аналогия с конокрадством и мексиканец поспешил поправиться: -- Нет, вы не подумайте ничего предосудительного, я говорю о вполне легальном, законном бизнесе и я точно могу сказать, что мой легальный бизнес будет связан с лошадьми! -- заключил Грегорио, тихо надеясь, что его объяснение и так сойдёт, без подробностей и уточнений. После чего снова доброжелательно улыбнулся дядюшке Доротеи.

Дядюшка мог бы, конечно, одолжить своему новому родственнику определенную сумму (ради спокойной жизни своей племянницы, чтобы ее не убили ненароком вместе с ее конокрадом), но пока был не готов это сделать. Все-таки мексиканец производил на него впечатление крайне легкомысленного человека, и можно ли верить его слову или нет, Олффорд не знал. Может это он так говорит «завязываю с конокрадством», а сам совсем не собирается это делать. Тогда помогать ему – выбрасывать деньги на ветер. С другой стороны, забыть о том, что мексиканец вернул стадо Смитов обратно, дядюшка тоже не мог, даже при желании. Этот поступок говорил о том, что Рамиресу свойственно подобие порядочности – все же сироту (Анну) он обирать не стал.

Со свойственным дяде легкомыслием он уже изменил свой план насчет того, что собирался поговорить с мексиканцем о будущем девушки. То есть, он, конечно, намеревался поднять эту тему, но не ранее, чем выяснит условия жизни в Арболеде. Не посылать же девочку (если он надумает ее посылать) невесть куда!

- Легальный бизнес – это хорошо, - подтвердил свой кивок словами дядюшка, - но на его развитие нужны деньги. Не обижайтесь, мистер Рамирес, но почему вы отказались от приданного Долли?

- Это наследство дочери Доротеи, - ответил Рамирес, на этот раз уже совершенно без смеха. - Я не хочу на него претендовать.

Обилие вопросов за сегодняшнее утро уже начало помаленьку раздражать Грегорио. Как известно, самый лучший способ пресечь вопросы другого человека, это начать его спрашивать о нём самом, и Грегорио перешёл в наступление:

- Скажите, сеньор Оллфорд, вот сейчас вы являетесь опекуном Анны-Марии, но, как я понимаю, живёте вы в городе. Я хотел уточнить: у Анны осталась пустующая ферма и стадо в четыреста голов. Всё это конечно можно оставить без присмотра на несколько дней, но всё же нужно, чтобы кто-то следил за фермой, иначе дом и всё хозяйство могут легко разграбить, и не обязательно мексиканцы, - Рамирес слегка улыбнулся, потом продолжил серьёзным тоном. - Вы собираетесь сами следить за фермой или намереваетесь продать её? Конечно, можно нанять работников, чтобы следили за домом и за стадом, но это дополнительный расход и я не знаю, оправдана ли будет эта трата.

Оллфорд вздохнул – слишком свежа была в его памяти сумасшедшая инфляция времен Гражданской войны, но говорить на эту тему не стал.

Мистер Томас не понял, правда, почему Рамирес вдруг стал интересоваться будущей судьбой фермы – не всё ли ему равно? Впрочем, возможно, он просто хотел перевести разговор на другое, не желая более беседовать на скользкую тему о своей будущей профессии. Оллфорд не стал настаивать – всё равно, будет Рамирес воровать лошадей дальше или не будет, покажет время, что разговоры разговаривать?

- Конечно, терять землю было бы нежелательно, - продолжил дядюшка делиться своими соображениями с мексиканцем, - все-таки Анна уже в довольно зрелом возрасте. Она могла бы выйти замуж и сама жить на ферме, но, увы, - мистер Томас сокрушенно развел руками, - вряд ли это будет возможно в ближайшем будущем.

Памятуя, что обещал племяннице не обижать ее бандита, Оллфорд не стал набрасываться на Грегорио с упреками (хотя, возможно, и надо было), но и молчать о погубленной репутации девушки тоже не собирался.

- А чтобы вы сделали на моем месте? – осведомился он, спокойно разглядывая своего нового родственника.

Родственничек явно намекает на деньги, которые намеревается слупить с него, в компенсацию подмоченной репутации сеньориты.
Отказываясь от всего имущества Доротеи, Рамирес рассчитывал, что вся недвижимость и движимость Смитов, отданная Анне, компенсирует причиненные ей неудобства. Да, он сам на берегу Тютл-крика говорил МакЭлрэю, что девушка, мол, скомпрометирована и теперь в сложившейся ситуации есть только один выход - чтобы Грегорио женился на ней. Но там он откровенно сгущал краски - ему же нужно было уболтать рейнджеров, а для этого все средства хороши. По сути дела, как можно говорить о скомпрометированности, когда за всё время их перехода, да и в Мексике тоже, девушка всегда была на глазах матери?

Однако дядя хотел ещё денег.

У Грегорио было чёткое чувство, что если бы он забрал, скажем, весь скот с фермы, да ещё и потребовал, чтобы Доротея забрала из банка все свои деньги - сейчас этот дядюшка Оллфорд вёл бы себя куда скромнее, и вполне возможно, ничего не запрашивал бы.

Первой мыслью Грегорио было спросить, сколько хочет Оллфорд, и вышвырнуть ему эти деньги с мыслями "Пусть подавиться!" Но потом Грегорио прикинул, что вряд ли дядя ограничится одной-двумя сотнями долларов. Скорее всего, счёт пойдёт на гораздо бОльшие суммы, а столько у Грегорио не было.
Где в короткое время он может раздобыть крупную сумму? Известно где! Всё там же. И потому обещание Грегорио, данное Доротее о том, что он не будет ЭТИМ заниматься пойдёт насмарку, ибо другим способом добыть деньги он пока что не может. Более того, даже в этом случае дело потребует достаточно много времени, сил и риска, ибо сначала нужно найти крупного покупателя, способного много заплатить за скот, а потом очень много бегать по техасской территории и т.д....

Следующей мыслью Грегорио было позвать Доротею и попросить у неё, как у матери Анны, подтверждение того, что она хочет, чтобы он выплатил Анне (и её опекуну) дополнительную сумму. Грегорио не счёл возможным за спиной Доротеи, сговорившись с дядюшкой, добывать эти деньги. Но потом Грегорио подумал, что мистер Оллфорд уже не захотел вмешивать Доротею в этот разговор, попросив удалиться, и значит, желал, чтобы этот разговор остался строго между ними.
Нет! Добыть деньги Грегорио может только ТАК, а поступить ТАК, значит, ради Анны и её опекуна, поступить подло с Доротеей.

- На вашем месте, - Грегорио снова повернулся к дядюшке и процедил: - Я бы вернулся в Техас и стал бы заниматься своими проблемами!

Грубость мексиканца его не обескуражила – наоборот, мистер Томас был рад, что бандит отбросил притворную вежливость и показал свое истинное лицо. Ненадолго же его хватило!

Разумеется, не зная о корыстных мотивах приписываемых ему Рамиресом, Оллфорд истолковал его слова по-своему – как нежелание принимать участие в дальнейшей судьбе Анны и даже разговаривать о ней. Такой расклад возмутил дядю до глубины души – он, конечно, не ожидал от Грегорио особой теплоты по отношению к падчерице после ее отказа, но такого пренебрежения не ожидал тоже. Каков мерзавец! Отрекаться от девочки, которая, кстати, по его милости осталась сиротой!

Дядюшка едва не воздел руки к небу с возгласом: «Вы только посмотрите, какого человека взяла себе в мужья моя бестолковая племянница», но сдержал свой порыв. Вместо этого он с возмущением заметил:

- Анна живет в моем доме, так что ее проблемы – это мои проблемы. Или вы рассчитывали, что, отказавшись от приданого Дороти, вы заодно откажетесь и от падчерицы? – гневно вопросил мистер Томас. – Сможете забыть о самом ее существовании?

- Сеньор Оллфорд, скажите конкретно, что вы от меня хотите? - больше Рамирес не улыбался и смотрел на дядюшку своей жены достаточно равнодушно.

Двор был не слишком большой и пока Грегорио и мистер Томас говорили тихо - Долли даже не пыталась прислушиваться. Понадеявшись на благоразумие своего родственника, она, как хорошая хозяйка, старательно занимала молчаливого Марка Кэмерона разговорами "о погоде". Но последние фразы дяди просто не могли до неё не долететь, потому что произнесены были достаточно громко. Бросив гостя, вежливо выслушивающего тот бред, который она ему старательно рассказывала, Долли устремилась на другую сторону двора.

Интуитивно в назревающем конфликте она встала на сторону мужа. Но иначе и быть не могло! К тому же, дядя почему-то заявил, что Рамирес должен жаждать забыть о своей падчерице. Дороти была слишком хорошего мнения о своём муже, чтобы поверить в такую чушь. Как мог Грегорио забыть об Анне, которую по сути дела обеспечил хорошим приданым? Несмотря на всё своё благоразумие, Долли забыла о том, что сперва Рамирес часть этого приданого чуть не присвоил себе. Но если рассуждать беспристрастно - он имел все основания забрать то, что принадлежит его жене. И только от его благоволения зависело, что получит Анна.

- Грегорио и я - мы отдали Анне всё, что может ей принадлежать, - заявила Долли решительно. - Разве отдать всё - это значит, забыть?

- А разве забота исчисляется только деньгами? – в ответ удивился дядюшка и перевел взгляд с Дороти на Рамиреса и обратно.

На вопрос Грегорио чего ему надо, мистер Томас чуть не ответил «я хочу забрать у тебя Долли и побыстрее покинуть эту чертову страну», но вмешательство племянницы сбило его с этого намерения.

Судя по всему, Дороти слышала их с мексиканцем разговор и – что самое ужасное! – приняла сторону мужа. Этого Оллфорд не ожидал совсем – он думал, что, напротив, племянница разделит его возмущение мексиканцем, но ошибся.

Мистер Томас недовольно крякнул, чувствуя, как его охватывают нехорошие подозрения. Эх, не зря же говорят муж и жена – одна сатана, вероятно, Долли и Грегорио заранее сговорились, что сплавят девочку родственникам, а сами заведут себе новых детей и будут спокойно жить, даже не вспоминая об Анне. Подобные мысли вызвали в дядюшке самое горячее сочувствие к несчастной девочке. «Бедная Анна, никому ты не нужна», - прошептал Оллфорд тихо и вытер набежавшую сентиментальную слезу. Разумеется, о том, чтобы отсылать девочку к таким бессердечным людям, уже не могло идти и речи, поэтому мистер Томас ответил-таки на вопрос Рамиреса, скорее, повинуясь импульсу, нежели прямой необходимости.

- Мне бы хотелось, мистер Рамирес, чтобы вы позаботились о падчерице не только в материальном, но и в моральном плане, - серьезно сказал он, глядя на мексиканца чуть прищуренным взглядом, - чтобы подумали, как восстановить ее репутацию и не лишали общения с матерью. Но, если для вас это так трудно, - дядя с досадой махнул рукой и крикнул Марку. - Мистер Кэмерон! Собирайтесь, мы уезжаем!

- Я нисколько не препятствую дочери видеться с матерью, - ответил Грегорио нарочито спокойным тоном. "Вот уж сомневаюсь, чтобы Анна сама захотела сюда ехать!" - подумал Грегорио, но тут же вынужден был припомнить, что женщины - существа непредсказуемые, и кто его знает, что теперь творится в голове у этой самой Анны - вдруг она решит, что самое лучшее для неё - провести остаток своих дней в доме Рамиреса. "Тогда придётся женить на ней Эрнесто"! - подумал Грегорио, но этот расклад ему не понравился.

Четверть часа назад он хотел предложить Доротее прямо сейчас, пока её дядя не уехал, съездить с ним в Арройо и оформить там доверенность на Томаса Оллфорда (в Арболеде никаких нотариусов не было). Но теперь он уже хотел повременить с доверенностью, и ему думалось, что Доротея выбрала для Анны не лучшего опекуна.

В сомнении мистер Оллфорд смотрел на мексиканца, думая, как бы ему с честью выйти из этой непростой ситуации, как вдруг решение пришло на ум само, причем самое простое.

- Ну, если вы не собираетесь препятствовать встречам дочери с матерью, мистер Рамирес, - в тон Рамиресу спокойно сказал он, - тогда вы не будете, наверное, возражать, если я предложу Долли съездить в Техас и поговорить с Анной?

Он повернулся к Дороти и пояснил:

- Мы ведь не знали, что и думать, когда получили твое письмо. Анна вполне может посчитать, что ты ее бросила.

- Доротея никуда не поедет! - сказано это было медленным и спокойным тоном, но крайне категорично. - Если Анне нужно видеть свою мать - пусть приезжает сама! Ни я, ни Доротея не поедем в Техас. А уж тем более одна Доротея никуда не поедет!

"Ещё этого не хватало! - возмутился про себя Грегорио. - Что бы они её там держали, и не отпускала обратно, потому что считают, что своим замужеством она теперь компрометирует дочь! Да какая разница, что они там считают!!!"
Грегорио нахмурился и мрачно глядел на мистера Оллфорда. Сам он подобрался, словно приготовился отражать удар и постарался задвинуть жену себе за спину. При этом нужно было не забывать, что как раз за спиной у него второй техасец. Рамирес отступил немного, не выпуская Доротеи, и быстро оглянулся, чтобы проверить, что делает Марк.

Как держать себя со здешней хозяйкой, Марк не представлял. Всё-таки эта особа вызывала у него двойственное чувство. С одной стороны она была солидной замужней женщиной, которые в представлении Марка попадали в категорию "порядочных леди" и которых следовало уважать и даже почитать. Но с другой стороны, она вышла замуж за бандита, убившего её мужа. А порядочные леди, с точки зрения Марка, так не поступали. Противоречие выразилось в том, что пока Дороти пыталась "развлекать гостя", тот не проронил ни слова кроме пары коротких "да" и "нет". А когда женщина ринулась на подмогу к своему мужу, мистер Кэмерон вздохнул с облегчением.

Теперь мистер Оллфорд заговорил о том, что Дороти должна поехать в Техас, а Рамирес взялся оглядываться и утверждать, что никуда не отпустит свою жену. Марк слегка насторожился, ожидая, не последует ли за оглядыванием что-нибудь более категоричное. Марк был слишком хорошо воспитан, чтобы вмешиваться в чужие семейные разборки, но на всякий случай намотал конец верёвки, за которую была привязана купленная лошадь, на рожок седла своей Сороки, чтобы освободить обе руки. И теперь не сводил глаз с Грегорио Рамиреса.

Долли не собиралась возвращаться в Техас ни под каким предлогом. По крайней мере, в ближайшем будущем. Теперь она была замужняя женщина и её место было рядом с Грегорио. Она не собиралась заставлять его дёргаться и переживать, а ехать ему в Техас было опасно, потому что там он считался преступником. И точно так же, как место Долли было здесь, место Анны - в Техасе. Об этом Долли тоже успела подумать. Она непростительно поддалась влиянию дяди и собственным эмоциям и сомнениям, и совершенно напрасно ляпнула, что может быть девочку нужно перевезти сюда, в дом Рамиреса. Теперь, когда рядом с ней стоял Грегорио, Долли опомнилась и поняла, что это недопустимо!

Анна ни за что не захочет жить среди мексиканцев и скорее всего её пребывание здесь превратиться в муку для них для всех. Но не это главное. Главное, что Грегорио уже один раз возжелал Анну, поддался своему горячему темпераменту и готов был на ней жениться. А потом сам признал, что это было бы ошибкой, и Долли поверила ему. Привезти девочку сюда, прямо ему под нос - это всё равно, что посадить перед львом кролика и понадеяться, что льву хватит воспитания этого кролика не съесть. Зачем так искушать горячего, темпераментного человека? Нет! Этого нельзя допустить! Грегорио - благородный человек, но он - всего лишь мужчина, а мужчины легко поддаются соблазнам. И получится, что Долли сама подсовывает мужу соблазны, будто хочет проверить, поддастся он или нет. А если поддастся - грех будет на ней. (Дороти и для себя не хотела "соблазна" в виде конкурентки, но об этом она не подумала, это просто жило в ней, как в женщине и подсознательно оказывало своё влияние).

Долли решила, что едва не сделала глупость, поддавшись на впечатление от разговора с дядей, и пришла к выводу, что не должна сама решать столь важные вопросы. Самое главное для неё сейчас - это спокойствие Грегорио, их брака, и его жизнь, потому что всё, что Долли сейчас делала - она прежде всего делала ради него, ради своего мужа. И ради себя. А уж потом ради всех остальных. Да и не может человек думать абсолютно обо всех разом. Он должен думать хотя бы о том, кто рядом с ним.

- Я никуда не поеду, - тихо сказала Долли, но вмешиваться более категорично не стала. А объяснять дяде причину такого своего решения она не посчитала возможным. Сейчас мужчины разбирались между собой и достаточно того, что она выразила своё намерение оставаться в Мексике.

Мистер Томас огорчился – судя по всему, Долли решила забрать дочь к себе, а ведь он придумал такой хороший способ этого избежать.… А всё этот мексиканец! Если бы он не заявил «никуда не отпущу», племянница не стала бы отказываться.… И чего Рамиресу вздумалось перечить такому хорошему плану, да еще и с воинственным видом? Жену, вон, за спину задвинул.

Не имея даже малейшего намерения удерживать Дороти в Америке силой, Оллфорд не знал чем объяснить такую реакцию Рамиреса, и по своему обычаю, домыслил всё сам. "Наверное, конокрад презирает техасцев, поэтому и запрещает жене к нам ездить", - сделал «закономерный» вывод дядюшка, и, не удержавшись, бросил на Грегорио неприязненный взгляд.

- А что вы имеете против Техаса, мистер Рамирес? – осведомился он у мексиканца холодно, не дожидаясь ответа племянницы на заданные раньше вопросы.

- Ничего я не имею против Техаса! Просто ни я, ни Доротея туда не поедем. Тем более, сейчас... - Грегорио хотел продолжить фразу: "сейчас, когда мы только что поженились", но не стал, решив, что такое напоминание только разозлит дядюшку. В принципе, можно было предположить, что визит родственников ничем хорошим не кончится, хорошо, что пока ещё не дошло до перестрелки! Вон как этот спутник Оллфорда придирчиво за ними наблюдает. - В посещении родни нет ничего дурного, но сейчас - не время! - отрезал мексиканец.

Слова Рамиреса его не убедили – «ничего против вашего штата не имею, просто никогда туда не поедем и всё!» - слабоваты доводы! Значит, ездить воровать скот и женщин на территорию Техаса время есть, а к родственникам заехать времени нет! Интересная какая логика! Правда, тут мистер Томас, наконец-то, сообразил, что бандиту нельзя показываться в Америке – его же вздернут за прошлые-то грехи. Недаром Грегорио оговорился, что им нельзя ехать именно сейчас – наверное, кого-нибудь обобрал на днях в Техасе, страшно на глаза показываться людям. А жену не отпускает просто из вредности!

Вздохнув от осознания того, с кем им довелось породниться из-за легкомыслия племянницы, мистер Томас повернулся к Долли и сказал:

- Ладно, тебя и мужа твоего,- дядюшка смерил мексиканца холодным взглядом, - я навестил, так что пора нам с Марком и честь знать. Что передать Анне? – осведомился Оллфорд, втайне надеясь, что Долли не будет настаивать на немедленной отправке дочери в Мексику.

- Передайте Анне, что я её люблю и желаю ей счастья, - проговорила Долли совершенно искренне, хотя и подумала, что наверное её слова сама Анна может счесть за издевательство. - Дядя Томас! Постарайтесь понять: я теперь замужем за Грегорио. И место моё здесь, рядом с мужем. Теперь уже не важно, почему это произошло и какой была моя прежняя жизнь. Я остаюсь здесь, потому что люблю своего мужа и готова разделить с ним всё, что выпадет на его долю. Теперь уже не важно, что скажут обо мне люди, потому что я сделала этот шаг. Если я поступила неправильно - не людям меня судить, а тому, кто стоит над всеми людьми.

Она неожиданно шагнула к дяде, не дожидаясь его реакции быстро обняла и поцеловала в щёку. После чего моментально отступила, словно рядом с Грегорио чувствовала себя увереннее. Или хотела показать, что не намерена оставлять его более чем на пару секунд.

- Счастливой вам дороги, - сказала она мягко. - И вам, и мистеру Кэмерону.

Она понимала, что поступает не совсем вежливо по отношению к дяде, так явно выпроваживая его. Хотя, он и сам уже собрался уходить. По родственному следовало хотя бы пригласить мистера Оллфорда и его спутника на обед. Но Долли не захотела это делать. Она видела, что если встреча затянется - неизвестно до чего могут договориться мужчины. И предпочитала лучше прослыть невежливой, чем спровоцировать конфликт. А пообедать дядя мог, переехав на техасскую сторону. Верхом это недолго и не далеко.

Была ещё одна причина, по которой Долли хотелось, чтобы дядя уехал. Она уверена была, что Анна никогда её не поймёт. И получалось так, что Дороти сознательно отворачивается от дочери, потому что она ни сама ехать не хочет, ни сюда Анну ни за что не заберёт. Может быть, она действительно плохая мать, так как же она надеется стать хорошей женой Рамиресу и матерью его детей? Этот вопрос встал перед Долли неожиданно и в некоторой степени лишил равновесия. Долли обняла руку мужа (именно обняла, обхватила своими руками и прижалась к нему) и почувствовала, что если дядя сейчас же не уберётся - она точно заплачет. Ей очень не хотелось плакать и расстраивать Грегорио.

- Хорошо, я все передам Анне, - спокойно сказал дядюшка и посмотрел на Долли долгим взглядом. Он не спешил уезжать, понимая, что видит родственницу последний раз в жизни. Она, судя по всему, твердо решила порвать с прежней жизнью и больше никогда не видеть своих американских родственников. С одной стороны, это принесло мистеру Томасу некоторое облегчение – по крайней мере, его метания были окончены и судьба Анны определена, но с другой стороны, ценя родственные узы превыше всего на свете, Оллфорд чувствовал почти физическую боль от их разрыва. Осознание того факта, что ему придется вычеркнуть из памяти Долли, было для дядюшки неприятным, а оттого, что он не мог понять мотивов ее поведения, неприятным вдвойне.

Мистеру Томасу казалось, что при желании Дороти вполне могла бы совместить своего нового мексиканского мужа и встречи с техасской родней, но она предпочла этого не делать. Возможно, этот ее Рамирес поставил такое условие (по крайней мере, так казалось дяде), но всё равно подобное пренебрежение было обидным. Как было обидным и то, что племянница не пригласила их с Марком к ужину. Безусловно, не испытывая никакого желания делить хлеб с мексиканцем, мистер Оллфорд бы отказался, ссылаясь на занятость, но всё же приличия стоило соблюсти.

Но, видимо, племянница готова была даже пренебречь извечным обычаем техасского хлебосольства ради того, чтобы избавится от американских гостей. Что ж, это ее выбор.
Дядюшке очень хотелось сказать Долли «надеюсь, ты о нем не пожалеешь», но с неожиданной прозорливостью понимая, что в нем говорит больше голос обиды, нежели голос разума, сказал лишь: «Прощайте!» и направился к своей лошади.

Конечно, визит родственников жены можно было предвидеть. Хорошо ещё, что дядюшка не нанял бригаду рейнджеров, которые бы обложили дом со всех сторон, требуя выдачи женщины. Дядюшка ограничился только одним парнем, да и тот оказался достаточно миролюбивым.

Возможно, следовало бы испытывать раскаяние от того, что он, Грегорио, так невежливо обошёлся с родственниками жены, но раскаяние почему-то не приходило. А приходила только настороженность по отношению к техасцам. Удовлетворятся ли родственники Доротеи таким результатом визита? Возможно, они захотят что-то ещё предпринять?

И Грегорио продолжал прижимать к груди супругу левой рукой, а правой всё также сжимал карабин.