Второй вопрос, не дававший покоя Грегорио, был в том, что же наговорил этот старый хрыч Доротее, когда они разговаривали наедине и он довёл бедняжку до слёз. А то, что она плакала - Грегорио прекрасно видел, как ни пыталась она этого скрыть. Более всего Грегорио боялся, что тот стал говорить Доротее о том, что она не соблюла траур о муже. В общем-то, действительно, дело было, мягко говоря, неслыханное: спустя две недели после смерти мужа выйти замуж. Когда Грегорио сопоставлял эти факты, ему самому становилось не по себе. Траур по супругу или супруге был самый строгий и продолжительный - гораздо серьёзнее, чем траур по родителям, например. И продолжался он никак не менее двух лет. А тут - такой вызов любым правилам приличия! Конечно, Доротея ранее принадлежала протестантской конфессии, а сейчас приняла другую религию. Но, в общем-то, это было слабым оправданием такому категоричному поступку. Здесь, в Мексике, никто этого не знал. Но, в Техасе-то об этом знала вся округа Сан-Антонио да ещё несколько городков. Именно этого и боялся Грегорио - что дядюшка наговорил Доротее про приличия, траур и это было тем серьёзнее, что возразить-то на такое упрёки было нечем! А что тут возразить? Что самому Грегорио было невтерпёж жениться, а сама Доротея поддалась на его уговоры?

Так что Грегорио только молча прижимал к себе Доротею, не зная даже, что ей сказать. Когда она предложила никуда не ездить, Грегорио тут же согласился:

- Конечно, мы поедем в Сабинас в другой раз! Только... - Грегорио представил, что придётся провести день в четырёх стенах своей комнаты, да ещё и объяснять маме, что за визитер был сегодня утром, и он предложил: - Давай просто посидим возле реки, устроим небольшой пикничок...

- Это прекрасно, - сказала она. - Там никто нас не увидит. И там я буду только с тобой. Ты чудесный человек!

Она заглянула ему в глаза. Так уж вышло, что за короткий срок её нового замужества она обрела то, чего не имела пятнадцать лет со Смитом. За подобный подарок судьбы Долли могла лишь благодарить Создателя. И как чутко её муж угадал, что если они останутся сидеть в доме, тягостное ощущение от встречи с мистером Оллфордом ещё неизвестно когда развеется! А там, на берегу реки, непременно станет легче.

Наверное, Долли тешила себя иллюзией того, что проблема решается переменой места своего собственного нахождения. Но суть в том, что та проблема, о которой она думала, в принципе никак не решалась. С этим придётся жить. Может быть, до самого последнего вздоха. Как женщина, Долли очень нуждалась в том, чтобы у неё была опора. Она ощущала себя неким плющом, который не может тянуться вверх, к солнцу, если не окажется рядом кого-то большого и мощного, способного удержать все её ветви. Её прежний муж не хотел, чтобы она опиралась на него, чётко разграничивал проблемы и требовал, чтобы каждый решал свои проблемы. Долли пятнадцать лет прожила с ним под одной крышей, но при этом каждый жил как бы сам по себе.

Грегорио Рамирес охотно взялся поддерживать её. На сколько он мощен и сможет удержать не только себя, но и свою жену, семью? Дороти была уверена, что у него хватит сил. И с удовольствием опиралась на него, потому что считала, что этим оказывает ему уважение, как мужчине, потому что признание его силы - это тоже было проявлением её бесконечной любви к нему.

- Давай поедем, - повторила она, заглядывая мужу в лицо. - Поедем скорее!

Она понимала, что хочет слишком много, и понимала, что бегство - это не выход. Может быть, ей хотелось убежать от себя самой. Но самое главное - она боялась за своего мужа. Почему-то ей казалось, что здесь, рядом с границей, он никогда не будет в безопасности. Если даже её родной дядя, добрый и по сути своей безобидный человек, приезжает сюда в сопровождении какого-то вооружённого типа, готовый едва ли не с боем увезти её в Техас, где гарантия, что в следующий раз кто-нибудь не устроит нападение на Грегорио, чтобы сделать её вдовой второй раз и этим исправить репутацию для её дочери?

- Теа, дорогая, - Грегорио впервые назвал её этим уменьшительным именем - испанской интерпретацией. - Я понимаю, что тебе не нравится, что мы живём близко к границе, но здесь мой дом! - Он мягко удержал её лицо в ладонях, повернул его к себе и посмотрел ей прямо в глаза. - Я не могу оставить свою мать, ведь она уже немолодая женщина! Я не хочу оставлять своего брата - ведь он единственный из моих братьев, кто остался жив. А потом... - он опустил руки, немного повернулся и теперь смотрел чуть в сторону - в сторону, откуда они приехали, где осталась Арболеда. - Мне нравятся те отношения, которые у меня сложились с соседями. Здесь я вырос и здесь все меня знают. Здесь я на своём месте! - Грегорио снова повернулся к Доротее. - В любом новом месте придётся всё начинать с начала, искать новых товарищей и друзей. А потом, как раз здесь, в Мексике, я не преступник и мне нечего бояться!

Долли боялась за мужа. Чем дальше - тем сильнее. С её точки зрения у него была не только куча друзей по эту сторону границы, но и куча врагов со стороны Техаса. Там его каждый готов вздёрнуть при любой возможности, или хотя бы застрелить.

За прошедшую неделю (а именно столько длилась их семейная жизнь) Долли успела уже привыкнуть к тому, как хорошо ей живётся с мужем. И с каждым днём их жизнь становилась всё лучше. Но от этого Долли только больше боялась теперь. Что с ней будет, если его убьют? Вернуться назад в Техас она вряд ли сможет. Ведь она вышла замуж за человека, которого вся её родня считает бандитом и конокрадом, за человека, которого подозревают в убийстве Смита. Если Долли попытается вернуться, ей придётся жить среди общего презрения. А если она останется в Мексике - ей тоже будет очень сложно. Она ведь даже языка не знает. Вот и выходит, что только с Горегорио она может жить, она нуждается в нём гораздо сильнее, чем любая другая женщина нуждается в своём муже.

Так казалось Долли. Но она не стала говорить всего этого вслух. Может быть, побоялась, что рассердит Грегорио. А может, просто захотела ему поверить в очередной раз. Хотя сомнения всё равно прорвались, потому что Долли сказала, печально поглаживая мужа по руке:

- Я надеюсь, мистеру Оллфорду не вздумается приехать в следующий раз с целым отрядом.

Она сама испугалась того, что сказала, и быстренько спрятала лицо на груди у своего мужа, обняв его обеими руками. Нет! Она не права! Она должна верить. Потому что этот человек её ни разу ещё не обманул. И она верила, что не обманет.

С момента свадьбы минуло около двух недель. Как они проходили? Да обыкновенно, как может проходить медовый месяц у молодоженов, т.е. в своё удовольствие: каждый день был занят отдыхом, едой питьём, супружескими обязанностям (как уж без этого!) и поездками по окрестности. Собственно Грегорио не особо представлял, чем можно развлечь супругу, особенно если учесть, что он ничего не рассказывал о себе и, как следствие этого - ничего не спрашивал о Доротее - чтобы не подавать ей повода задавать такие же вопросы и ему. К тому же... Грегорио не особенно хотелось знать подробности её жизни со Смитом. Однако, Грегорио ещё с детства из разговоров других людей и из немногочисленных прочитанных им книжек, усвоил, что после свадьбы полагается свадебное путешествие. Правда в жизни ему примеров свадебного путешествия видеть не удавалась: его односельчане выходя замуж или женясь дальше Арройо никуда не ездили, но это не мешало оставаться детской уверенности, что после свадьбы непременно должно быть "свадебное путешествие". Поскольку для Грегорио организовать настоящее, сказочное свадебное путешествие было весьма затруднительно, он заменил его каждодневными радиальными выездами по окрестностям. Это, кроме иллюзии путешествия, это могло ещё и принести весомую пользу и познакомить Доротею с новым ареалом её обитания. А поскольку молчать, как рыба было Грегорио совершенно несвойственно, такие каждодневные поездки давали ещё и пищу к разговорам - ведь можно было обсуждать, то, что они видят перед собой! К тому же в поездках по ближайшим населенным пунктам Коауилы (штат Мексики, где происходят наши события) они порой покупали какие-то мелочи, что тоже служило развлечением и пополняло гардероб Доротеи.

Всё это прекрасное времяпрепровождение было слегка нарушено появлением Томаса Оллфорда в сопровождении крутого рейнджера и, хотя оно окончилось благополучно, беззаботное настроение слегка пооблетело с наших молодоженов, как листва осенью. И этот визит заставил Грегорио задуматься о дальнейшей жизни.

Дядя Доротеи прибыл в Арболеду в четверг, в пятницу начинать какие бы то ни было дела не принято, а в субботу уж тем более - рукой подать до воскресенья, когда всё семейство Рамиресов отправлялось в церковь.

В общем, во вторник (начинать дела в понедельник тоже дурная примета) Грегорио встал немного раньше (это могла слышать Доротея сквозь сон) и отправился к цирюльнику. В этом не было ничего особенного, это он проделывал каждый день. Разница состояла только в том, что обычно они заранее договаривались, куда поедут следующим днём, но накануне ничего такого не обсуждалось и даже Пауле не даны были указания, что приготовить им на утро.

Когда Доротея проснулась окончательно, она могла увидеть своего мужа, который, в натуре, вертится перед зеркалом в самом шикарном своём костюме - черном с золотой вышивкой, уже побритый, бодрый и подтянутый. В довершение всего, он достал из ящика комода пояс с револьверами и надел его на себя.

Прошедшей ночью Дороти обдумывала план, как бы наконец заставить Грегорио снять рубашку. Он уже разбаловал её своими ласками и ей хотелось большей близости. А большей близости рубашка явно мешала. До этого Долли из ночи в ночь, очень осторожно, "приучала" мужа к тому, чтобы он не обращал внимания, если её руки оказываются где-нибудь на спине. Это получилось довольно быстро. Но вот с рубашкой оказалось сложнее, потому, что Долли стеснялась прямо попросить мужа избавиться от этой прослойки между ними. А ещё больше она стеснялась сделать попытку снять с него рубашку самостоятельно. И при этом Долли хотелось, чтобы он не воспринял её действия как намёк на то, что всё равно она знает, что у него на спине шрамы, которые он так тщательно скрывает. Он и сам должен понимать, что скрыть это от жены невозможно. Собственно, ей не полюбоваться на его спину хотелось, тем более, что в темноте это не получится. Её именно не устраивало, что между ней и Грегорио пролегает из ночи в ночь эта тонкая шёлковая ткань, безусловно, очень приятная и мягкая, но ненужная.

Так и не насмелившись ничего сделать, Долли уже после того, как муж уснул, некоторое время обдумывала, как же всё-таки себя повести в следующий раз. Но так ничего конкретного и не придумала, и тоже заснула. А когда проснулась - муж уже полностью оделся и прихорашивался перед зеркалом.

Неожиданно до Дороти дошло, что Грегорио не зря тратит время на наведение лоска. Куда-то он собрался, без неё. Да ещё с оружием. Хотя, куда в наше время мужчина может пойти без оружия, кроме церкви?

- Любимый! Ты надолго уходишь? - спросила Дороти, садясь в кровати и натягивая до подбородка покрывало. Она-то сама стараниями Грегорио каждый раз оказывалась в постели обнажённой и стеснялась утром при свете это обнаруживать. - Что-то случилось? - добавила она с некоторой тревогой.

- Не знаю, милая! Не знаю, - ответил Грегорио, обнимая её вместе с покрывалом и зарываясь носом в её распущенные волосы. Потом, поняв голову, но не выпуская её из объятий Грегорио продолжил: - Может быть я вернусь часа через три-четыре, а может быть - поздно вечером. - Потом он немного отстранился от неё, чтобы посмотреть ей в глаза и добавил: - Но если я вернусь через три часа - это плохо!

Она тут же встревожилась, внимательно глядя ему в лицо. Что такое может произойти, если он вернётся раньше? Этого Дороти понять не могла и поэтому предпочла переспросить, чтобы не мучиться понапрасну:

- Тебе что-то угрожает? Скажи мне, я ведь всё равно буду бояться за тебя!

Она выпростала из-под покрывала руку и взяла мужа за рукав, словно намеревалась удержать и никуда не отпустить, пока он не ответит на её вопрос.

- Доротея, не волнуйся, милая! Мне ничего не угрожает! - Грегорио хотел добавить "Угрожает не более чем любому другому человеку", но решил, что такая фраза тоже может её напугать и потому предпочёл вовремя остановиться. - Я приеду и всё тебе расскажу! Обещаю!

С этими словами Грегорио нежно поцеловал жену, мягко, но настойчиво отцепил её от себя и вышел, захватив карабин со стены и ободряюще улыбнувшись Доротее напоследок.

Наверное, Дороти следовало успокоиться. Ведь Грегорио никогда её не обманывал и если он говорил, что ему ничего не угрожает - значит, так и было. И даже если муж уходит из дома, увешанный оружием и прихватив карабин - это значит лишь то, что время неспокойное и ни один мужчина не выходит из дома, не вооружившись до зубов.

Но почему-то беспокойство не прошло. Чтобы хоть как-то отвлечься, Долли наконец выбралась из постели и стала быстро одеваться. Она тоже не забыла посмотреть на себя в зеркало, потому что не хотела, чтобы кто-то увидел её небрежной или растрёпанной. А потом она села на край кровати и поняла, что не знает, что делать. Ей даже поговорить было не с кем, когда рядом не было Грегорио. Она ведь не знала языка и несмотря на все свои попытки, запомнила пока с два десятка слов, которых хватало лишь на то, чтобы кое-как, прибегая к дополнению в виде жестов, объясниться с Паулой.

Вздохнув, Долли решила, что чем терзаться и переживать, лучше действительно пойти на кухню и если уж не помочь служанке, так слегка пополнить свой словарный запас. Просто сидеть и ждать, явится ли муж часа через три-четыре, или к вечеру - для неё было совершенно невыносимо.

В кухне она провела почти всё время до обеда, помогая кухарке перебирать крупу и чистить от семян длинные красные стручки прошлогоднего перца. Тревога Долли не уходила, но делая нехитрую работу и периодически спрашивая у Паулы то одно, то другое название, она немного отвлекалась. Правда, недостаточно для того, чтобы не прислушиваться постоянно к тому, не раздастся ли во дворе стук копыт, который будет обозначать, что её муж вернулся домой.

Сегодня обед проходил в гробовом молчании, и отсутствие Грегорио ощущалось особенно остро. Спустя некоторое время сеньора Магдалена Гарсия Гонсалес спросила что-то у Эрнесто по-испански. Эрнесто ей что-то ответил, потом повернулся к Доротее и спросил уже по-английски:

- Мама спрашивает, не говорил ли тебе Грегорио, когда он вернётся?

Взглянув на Эрнесто, Долли несколько секунд размышляла над ответом. Нет, вопрос был очень простой. Но получалось так, что сам Грегорио ничего не сказал о том, когда вернётся, ни брату, ни матери. Так следует ли жене выдавать его "тайны"? Хотя какая здесь может быть тайна, Долли не понимала. И ей не хотелось ссориться с родственниками мужа, потому что она искренне хотела их к себе расположить. Хороша же она будет, если соврёт, или ответит, что Грегорио не давал ей разрешения ставить в известность о своих планах. Поэтому, собравшись с духом, Долли ответила:

- Грегорио сказал, что точно не знает, когда вернётся. Может быть, вечером.

Это было чистой правдой. Должен же он вернуться хотя бы к ночи. А если приедет раньше - и Эрнесто, и сеньора Гарсия сами об этом узнают.

Эрнесто думал совсем о другом. Поскольку Грегорио праздновал свой медовый месяц, Эрнесто из лучших побуждений решил подзаработать денег, раз молодожен никакими делами не занимается, должен же кто-то добывать средства на пропитание.

На следующее утро Эрнесто выговаривал своему младшему брату: "Почему ты закрыл загон? Я один пригнал стадо, его некому держать, чтобы оно не разбрелось по всему берегу, а я, бросив всё, бегаю, открываю загон!" На претензию Эрнесто Грегорио ответил: "Извини, я забыл тебя предупредить - мы больше не будем заниматься этим делом!" Видя недоумение Эрнесто, он добавил: "Ты продай тот скот тому, с кем договорился, раз уж его пригнал, но больше не пригоняй!"

Чем они будут заниматься в дальнейшем - для Эрнесто осталось загадкой. Как всегда, его младший брат приходил к выводу, принимал решение, а Эрнесто оставалось только подчиняться этому решению... Нет, можно было конечно и не подчиняться, а действовать по-своему, но Эрнесто представлял, что останется тогда совсем один гонять этих дурацких техасских коров... Грегорио если решил - он ни за что не свернёт со своего пути! Эрнесто подумал - и предпочёл всё же остаться с Грегорио.

Теперь у Эрнесто было чувство, что эта поездка Грегорио была как-то связана с новой работой, о которой он никому не говорил.

Когда обед уже близился к концу, во дворе послышался лёгкий шум, а через пару минут в дверях показался сам Грегорио. Вид у него был торжествующий. Глядя по нему можно было сразу сказать, что, хотя он и не вернулся сегодня поздно вечером, как обещал, всё же то, что он задумывал, определенно получилось!

Когда утром Алькальду Модесто Перреро доложили, что приехал Грегорио Рамирес и желает разговаривать с ним, алькальду, честно говоря, стало не совсем по себе. За этой бандитской семейкой, несмотря на то, что двух старших братьев уже не было в живых, водилась такая жутковатая слава, что порядочному человеку лучше было держаться от них подальше. А уж из всех оставшихся в живых Рамиресов алькальд менее всего хотел видеть Грегорио, ведь именно ему молва приписывала убийство Флавио Перреро, предыдущего алькальда и дяди Модесто. С этим убийством дело было сложное: ни улик, ни свидетелей, никаких других доказательств, что это сделал Грегорио, не было - был только устойчивый слух, мнение толпы. Но мнение толпы не привяжешь к делу! Четыре года назад Модесто Перреро сделал рискованный ход, предложив таким образом негласное соглашение Грегорио Рамиресу: я объявляю, что смерть алькальда - несчастный случай, а ты оставляешь меня в покое. Судя по всему, это "негласное соглашение" Грегорио принял, ибо четыре последних года ни он сам, ни его брат даже близко не подходили к гасиенде Модесто Перреро, да и в самом Аройо, где была резиденция алькальда показывались мало и вели себя исключительно вежливо. И вот, пожалуйста! Ни с того ни с сего, этот самый Грегорио является собственной персоной, да ещё и заявляет, что ему нужно поговорить с алькальдом!

Первая малодушная мысль Модесто Перреро была: сказать Северьяно - ближайшему слуге, "правой руке" алькальда, чтоб пристрелил Грегорио. Естественно, эту мысль Модесто озвучивать не стал. Зато признался самому себе, что он - трус. Стрелять в человека, который пришёл на приём к алькальду - было, по меньшей мере, сумасшествием. С другой стороны, если бы Грегорио решил извести под корень всех родственников оскорбившего его алькальда - он сделал бы это, во-первых, четыре года назад, во-вторых, он бы постарался сделать это без свидетелей, а не прийти среди бела дня, на глазах у всех в дом алькальда.

К сожалению, Грегорио отказался изложить цель своего визита секретарю, сказав, что дело личное. Так что поговорить заочно, через секретаря не получалось.

Можно было, конечно, его прогнать. Но решит ли это проблему? Да, к тому же вдруг Грегорио снова сочтёт себя оскорблённым? Конечно, сейчас семья Рамиресов представляла из себя меньше угрозы, чем четыре года назад, когда были живы два ныне покойных старших брата. Однако и сейчас кроме самого Грегорио оставался его старший брат Эрнесто, да ещё ряд друзей Грегорио, например этот жуткий Хосе.

В очередной раз уличив себя в трусости и призвав вести себя достойно при любых обстоятельствах, Модесто Перреро решил выйти на веранду дома, где дожидался его Грегорио Рамирес, на всякий случай сказав Северьяно, который исполнял роль телохранителя, чтоб был неподалёку.

Грегорио при виде алькальда встал с перил веранды, на которые присел в ожидании, выпрямился и с достоинством поклонился ему. Можно было сказать - с вызывающим достоинством, как бы подчёркивая, что это всего лишь знаки внимания, которые полагается выказать человеку, который занимает пост алькальда.

Демонстрируя свою вежливость, Грегорио дождался, пока алькальд позволит ему изложить своё дело и сказал:
- Я имею намерение предложить вам свою службу, сеньор Перреро.

Он так и сказал: не "хочу предложить вам свою службу", не "прошу принять меня на службу", а "имею намерение"! Он - "имеет намерение"!

Однако если перейти не к форме обращения, а к содержанию, то становилось ещё хуже. Сеньор Перреро даже опешил, что, однако, нисколько не отразилось на его лице - сказывалось полученное воспитание. Смятение оставалось внутри, но самому Модесто от этого было не легче. Что угодно он мог предположить, только не это! Чтобы этот бандит теперь постоянно торчал перед его носом, маячил за его спиной, находился в одном с ним доме?!! Модесто молчал, глядя в сторону, мимо Рамиреса.

Ну и что ему ответить? Отказать? Естественно Рамирес воспримет это за обиду и Модесто Перреро сразу попадёт в круг его врагов. Выходит, и выбора-то у алькальда не было.

Сеньор Перреро нахмурился и не спешил отвечать. Он просто не знал, что ответить. Старая мудрость гласит: "Держи друзей близко, а врагов ещё ближе!" Исходя из этого, как раз Грегорио нужно взять и держать при себе.

- И на какую же службу ты рассчитываешь? - Модесто Перреро не спеша повернул голову и заставил себя посмотреть прямо в глаза Рамиресу. К счастью, выходя из кабинета, Модесто захватил сигару. Небольшой предмет, который можно было крутить в руках всегда придавал ему некоторую уверенность при разговоре.

Теперь немного помолчал Рамирес, но пауза его была короче, чем у алькальда.

- Я думаю, вы предложите мне службу соответствующую моим способностям, - произнёс он медленно и чётко, словно диктовал.

"Хам!" - подумал алькальд и, выпустив изо рта дым сигары, снова взглянул в лицо Рамиресу.

- Допустим. И сколько ты рассчитываешь получать за свою службу? - не спеша произнёс он.
- Я уверен, сеньор алькальд, что вы не оскорбите меня недостойным моей службе жалованием! - так же спокойно и уверенно произнёс Рамирес.

Всё складывалось - хуже некуда. Этот бандит пришёл наниматься к алькальду, не оговаривая конкретно своих обязанностей и не оговаривая величины причитающегося жалования. Это давало ему повод оскорбиться, если вдруг алькальд предложит ему "не ту" работу или заплатить не столько денег, на сколько рассчитывал сам Рамирес. Отказ в службе, он, естественно, тоже воспримет как оскорбление. Алькальд выпустил очередную порцию дыма и произнёс: "Хорошо" таким тоном, словно Грегорио попросил его отдать после себя окурок докурить.

- Благодарю вас, сеньор Перреро, - ответил Рамирес бесстрастным тоном, словно речь шла о том, чтобы передать за обеденным столон солонку, и добавил не менее равнодушно: - я хотел бы перевезти сюда свою семью, то есть свою жену.

Это была новость! Алькальд стрельнул глазами, пытаясь отследить взгляд Рамиреса, насколько тот искренен. Но Грегорио все также, как и всё время разговора смотрел прямо в глаза алькальду, не уворачиваясь. Это был очень серьёзный шаг. Поселяя свою семью у алькальда, Грегорио как бы ручался в своих благих намерениях, ведь в случае чего его семья останется в заложниках у алькальда. "Значит, он действительно, пришёл сюда по-настоящему служить?" Ничего не изменилось в лице алькальда. Всё так же тихо и спокойно он сказал:

- Хорошо, ваша семья может жить в левом крыле дома.

Грегорио чуть-чуть высокомерно кивнул и возразил:

- Я думаю, будет лучше освободить маленький флигель недалеко у ворот. Там вполне хватит места: моя семья невелика - только супруга и служанка при ней.

То строение, о котором говорил Грегорио, был маленький домик, в котором когда-то жил сторож. В домике было всего три небольшие комнатки и полуподвальная кухня с чуланом. Несколько последних лет в нём не жил никто, там хранили садовый инвентарь.

- Хорошо, я распоряжусь, чтобы его освободили к завтрашнему дню, - кивнул алькальд.

Грегорио с достоинством поклонился. Алькальд уже ожидал, что он уйдёт, как вдруг, будто вспомнив о чем-то, Рамирес снова повернулся к алькальду.

- Я совсем забыл сказать: мой брат Эрнесто мог бы работать у вас в охране дома. Я думаю, плата в 20 песо в месяц его вполне устроит.

"Так! И второй Рамирес на мою голову!" - подумал алькальд. Хотя Эрнесто в его понятии представлял куда меньшую опасность, чем сам Грегорио. К тому же сейчас была названа конкретная должность и конкретное жалование.

- Хорошо, пусть приходит завтра! - ответствовал Модесто Перреро, смерив взглядом фигуру младшего Рамиреса в щегольской одежде.

Грегорио степенно поклонился и, испросив разрешения алькальда, удалился, а Модесто остался стоять на своей веранде, ощущая себя той самой бабой, которая купила порося.

Испросив у сеньоры Магдалены разрешения присоединиться к трапезе и заняв своё место за столом, Грегорио объявил:

- С завтрашнего дня мы с Эрнесто служим у алькальда!

Если бы они были наедине, Долли тут же выразила бы свою радость словами, да ещё задала кучу вопросов. Но она постеснялась делать это при матери Рамиресов, чинно сидящей во главе стола, и при его брате. Дороти просто не могла и не хотела показать себя невоспитанной среди этих людей, не могла показать собственную невоспитанность в обществе этой "королевы в изгнании", как про себя называла сеньору Гарсия. С точки зрения Долли, эти люди имели гораздо больше прав на то, что их мнение выслушают первым. И, как верная жена и настоящая женщина, Долли оставила своё слово напоследок.

Но она смотрела на Грегорио такими любящими глазами, что и без слов можно было понять, что она счастлива и всем сердцем одобряет его действия.

- Мама, я зайду к вам после обеда!

Проголодавшийся Грегорио говорил мало, только заверил Доротею, что всё будет хорошо и ободряюще посмотрел на неё, а далее - поспешил уделить внимание жаркому, которое принесла Паула.

После обеда Грегорио ошарашил маму тем, что он, оказывается, с женой уезжает из Арболеды и они будет жить у алькальда. Сеньора Гарсия была совершенно не готова к такой перемене уклада своего дома.

- Мама, ну что вы хотите? Отсюда до гасиенды алькальда полтора-два часа пути - я не могу так ездить каждый день! Здесь останется жить Эрнесто.

- А Эрнесто не два часа пути отсюда до гасиенды? - логично переспросила сеньора Магдалена.

- Да, - признал правоту матери Грегорио. - Но у Эрнесто будет более чёткие обязанности и более ограниченное время работы, поэтому он сможет ездить, - предвидя вопрос матери Грегорио продолжил: - А у меня обязанности весьма расплывчатые... и потому я должен быть готов почти всё время.

Конечно, Грегорио был абсолютно прав, и сеньора Магдалена не могла этого не понимать. Да, он был прав, ибо нельзя было допустить, что бы и два младших её сына окончили бы свою жизнь так же, как старшие или того хуже - на техасской виселице. Да, Грегорио был прав, но, тем не менее, сеньоре Магдалене было трудно смириться с тем, что теперь и комната Грегорио будет пустовать, а за обеденным столом будут пустыми ещё два место - Грегорио и его жены.

- Мама, мы будем приезжать на каждое воскресение! - заверил младший Рамирес.

С Эрнесто было ещё проще - тот уже ждал в коридоре напротив дверей в комнату сеньоры Магдалены, когда выйдет его брат.

- Ты бы хоть предупредил! - возмущённо набросился на Грегорио Эрнесто, как только тот показался из дверей.

- О чём предупреждать-то? - переспросил Грегорио. - О том, что хватит гонять коров из Техаса? Так я уже вроде об этом говорил.

- Да, но ты не говорил, что мы будем работать у алькальда! - не сдавался Эрнесто.

- Но я и сам не знал, согласится алькальд или нет, что бы я стал заранее говорить? - объяснил Грегорио, улыбнувшись чуть иронично.

- Да что делать-то нужно? Там, у алькальда? - Эрнесто всё же испытывал некоторую растерянность от обрушившейся на него новости.

- Ничего! Сидеть с карабином и смотреть, чтобы какие-нибудь злоумышленники, вроде нас с тобой, не пролезли на гасиенду! - смеясь ответил Грегорио и пошёл к себе в комнату, где его ждала Доротея.

- Я так рада! - призналась она, беря Грегорио за руки. Но тут же лёгкое сомнение промелькнуло в выражении её лица и она осведомилась: - Может быть, я не права, но мне показалось, что сеньоре Гарсия что-то не понравилось. Что-то не так?

Дороти предпочла задать этот вопрос, потому что ей действительно показалось, что скорое решение Грегорио не сильно обрадовало его родных. Он даже не поставил их в известность, что поехал наниматься на службу. Да и реакция Эрнесто Рамиреса больше походила на удивление, нежели на радость. А поскольку за две недели Долли не успела хорошо вникнуть в особенности внутрисемейных отношений Рамиресов, она решила, что лучше всего спросить мужа. Если он сочтёт нужным ответить - он это сделает.

- Мы будем жить у алькальда, - прошептал Грегорио Доротее, продолжая прижимать её к себе. - У него на гасиенде. Так что нужно собрать вещи, завтра рано утром мы уезжает.

Всё это он говорил ей шепча куда-то в волосы, потом, наконец, немного ослабил свою хватку и чуть отстранился сам, чтобы можно было заглянуть в лицо женщине.

- Это и не понравилось моей маме. Но она привыкнет, - добавил он.

Но, как примерная жена, Дороти знала, что рано или поздно их "медовый месяц" закончится и она в любом случае не сможет всё время быть с мужем. И она смирилась с этим фактом заранее, не собираясь его оспаривать или ему противиться. Наоборот, серьёзная служба подразумевала, что Грегорио будет дальше от границы и от своего прежнего способа зарабатывания денег.

- Да, я понимаю, - сказала Долли, подумав, что сеньоре Гарсия вполне может не нравиться, что её сын постоянно где-то далеко от неё. - Но дом алькальда - это очень ответственно, - добавила она, перейдя на насущные проблемы. - Как я должна себя вести? Мне очень не хочется тебя подводить, а я ведь почти ничего здесь не знаю, и даже язык ещё не выучила.