Фредерик Старр <- Болотный кипарис
С тех самых пор как французы в 1803 году продали
Новый Орлеан Америке — вместе со всей территорией штата Луизиана — за
одиннадцать с четвертью миллионов долларов, этот город с завидным
упорством сопротивляется проникновению современной американской
культуры. Пользуясь, разумеется, всеми благами цивилизации, новоорлеанцы
по сей день хранят традиции старинной креольской культуры, здесь живут и
мыслят не совсем (а иногда и совсем не) по-американски. Стремление к
успеху любой ценой — главная, по нашим представлениям, отличительная
черта стопроцентного американца — вовсе не является для жителей Нового
Орлеана двигателем прогресса. Главный аэропорт города назван в честь
неудачливого авиатора, а главная улица в деловом квартале носит имя
разорившегося маклера. Здесь могут устроить банкет в честь приятеля,
отправляющегося отбывать тюремный срок, а ежегодный карнавал длится не
меньше двух месяцев, так что стирается грань между иллюзией и
реальностью.
Таков Новый Орлеан. Таким, во всяком случае, он предстает перед
читателем со страниц книги Фредерика Старра. Известный ученый-историк,
знаток и ценитель русской культуры (его перу принадлежат книги о
советском джазе, о конструктивистах тридцатых годов, об искусстве
советского авангарда) на редкость успешно избегает академической сухости
и псевдонаучных обобщений. Его книга «Новый Орлеан без маски» состоит
из изящных этюдов о характере и образе жизни новоорлеанцев. Когда
Фредерик Сгарр пил чаи в редакции «Вокруг света», он с интересом листал
подшивки журнала за прошлый век и с удовольствием рассказывал, как он
днем играл в одном из новоорлеанских джаз-оркестров, а вечером в номере
гостиницы набрасывал — нет, не дневник, а просто «мысли по поводу».
Потом друзья собрали эти записи и издали книгу, отрывки из которой Ф.
Старр и предложил нашему журналу вместе с замечательными иллюстрациями
американских фотохудожников — отца и сына Роберта и Жана Брэнтли.
Новый Орлеан не изолирован от мира. В его порт заходят корабли
под флагами стран, известных порой разве что читателям последнего
издания «Британской Энциклопедии». Гиганты аэробусы и скоростные
автомагистрали наводняют город приезжими. Сюда можно попасть и по
железной дороге, если уместно относить суперпоезда к железнодорожному
транспорту.
Париж или Венеция тоже полны приезжими, извлекают из этого немалую
выгоду. Однако не следует путать туристский мир и подлинную жизнь этих
городов. Если в этих городах и сохранилось что-то исконно парижское или
венецианское, то лишь скрытое от туристского взора: вы, мол, приехали и
уехали, а мы здесь жили и будем жить, так что оставьте нас в покое. Во
многих ресторанах для постоянных клиентов заведен даже отдельный вход:
через него в прежние времена джентльмены проскальзывали за развлечениями
иного рода. Но если вам случится войти в кафе через эту дверь, не стоит
тешить себя мыслью, будто вас принимают как «своего». Дождитесь-ка,
пока вас обслужит местный официант, и вам все станет ясно. Стремление
новоорлеанцев жить своей жизнью вполне естественно, и вдобавок оно
подогревается культурной обособленностью города на Североамериканском
континенте. Новый Орлеан был основан на побережье, как северный форпост
Карибского мира. Франкокатолический Новый Орлеан видел к северу от себя
протестантов-англосаксов, говоривших и в буквальном и в переносном
смысле на другом языке. Граница, отделявшая Новый Орлеан от Луизианы,
была глубока и широка, как Ла-Манш. Истинный новоорлеанец не удивляется,
встречая во время своих нечастых поездок в сопредельные земли города с
названиями «Китай», «Лиссабон», «Эльба», «Аризона», «Польша», «Ливан».
В представлении новоорлеанца мир за городской чертой должен
напоминать западные моря со средневековой географической карты, где на
темном фоне изображены чудовища без имени и названия. В старину это были
грубые и грязные матросы из Кентукки. После гражданской войны на смену
им пришли заезжие дельцы, спешившие поживиться в единственном городе
Юга, избежавшем разрушений. В двадцатые и тридцатые годы нашего века
остерегаться нужно было соседей-луизианцев, которые говорили со странным
акцентом и проповедовали баптизм. Вслед за своим лидером Хью Лонгом и
его красношеими соратниками они не жаловали Новый Орлеан за его
относительное благополучие, беспечность и подозреваемое моральное
разложение. А сегодня это разъездные торговцы из Техаса, Калифорнии и
вообще отовсюду, стремящиеся урвать свою долю в бизнесе на шикарной
новой Пойдрас-стрит.
И тем не менее новоорлеанцы способны на радушие и гостеприимство, что
могут засвидетельствовать миллионы туристов. Гостеприимство их
чистосердечно, но и терпение не безгранично. Когда болельщики или
любители рок-музыки съезжаются в гигантский зал «Супердом» из окрестных
городов Луизианы и Миссисипи, звон кассовых аппаратов слаще всякой
музыки для уха местного жителя. С трепетом взирают провинциалы на
огромный купол крытого стадиона — прорезиненную оболочку, утепленную
поролоном. Пива, еще пива! Наконец, современные ковбои забираются в свои
«джипы» и «кадиллаки», и на прощанье, уже мчась по шоссе, разряжают
свои кольты в гигантский купол. Ремонт кровли обходится городу в 4,5
миллиона долларов ежегодно. Так что прощается новоорлеанец с гостями без
особого сожаления — пусть себе едут подальше.
С визитом
Не пытайтесь проскользнуть через Новый Орлеан незамеченным, тем более
если вы знаменитость. Ничего не выйдет. Некоторым это удается, и
довольно легко, но для людей выдающихся и известных это невозможно.
Новоорлеанцы любят чувствовать себя хозяевами. Они так же дорожат
ритуалами гостеприимства, как японцы — чайной церемонией. А поскольку
ритуалы, связанные с приемом заезжих гостей, не могут обойтись без
самого знаменитого гостя, спрос на именитых визитеров велик. В Новом
Орлеане их ценят не меньше, чем французские вина, трюфели или хороший
паштет.
Поток проезжих знаменитостей никогда не иссякал — от будущего
французского монарха Луи Филиппа в 1798 году и до английской принцессы
Анны в 1984 году. Другой известный визитер, писатель Уильям Теккерей, в
свой приезд в 1856 году одобрительно отозвался о вине «Медок», поданном
за обедом; и хозяин одарил его на дорогу целым ящиком от чистого сердца.
Актриса Сара Бернар была в таком восторге от приема, оказанного ей
здесь, что на протяжении сорока лет время от времени приезжала сюда.
Однажды она подарила хозяевам перстень с камнем и получила в качестве
ответного подарка... живого аллигатора. Поскольку ее двадцать два
дорожных сундука уже были упакованы, она отправила рептилию другим
рейсом прямиком к себе домой во Францию, где аллигатор по прибытии и
сожрал ее пуделя.
Главы государств удостаиваются особых почестей. Генерал Шарль де
Голль однажды посетил город для инспекции бывшей колонии своей страны, и
его именем был назван бульвар. Но Новый Орлеан все-таки не так щедро
разбрасывается названиями своих площадей и улиц, раздавая их в качестве
сувениров, как другие американские города. Знать бы французам, что
пресловутый бульвар — это кривая улочка за рекой, в алжирском
квартале...
Новый Орлеан судит своих гостей по своим собственным критериям.
Благосклонное мнение об Оскаре Уайльде сложилось не из-за сборника
стихов, опубликованного им за год до визита, а только лишь благодаря
тому, как держал себя писатель, находясь в городе. Уайльд исполнил свою
роль Заезжей Знаменитости с честью и был за это вознагражден. Значит ли
это, что гость должен пыжиться изо всех сил, чтобы завоевать уважение
новоорлеанцев? Разумеется, нет. Один из первых гостей, тепло принятых
новоорлеанцами, прибыл в город на короткое время в 1790 году в ужасном
виде. Он был i грязен, вонюч, растерян. Но ему оказывали всяческое
внимание. Это был большой серый слон.
Соседи
Именно из Нового Орлеана прибывшие из Африки невольники отправлялись в
путь по континенту. Поэтому никого не удивляют здесь сегрегированные
школы, магазины и транспорт. Еще сто лет назад Лафкадио Херн написал
леденящую душу повесть о зверствах полиции в отношении негров.
Правда, до отмены рабства в Новом Орлеане проживало больше «свободных
цветных», чем в любом другом городе Северной Америки, да и после
гражданской войны сегрегация установилась здесь не сразу. В
восьмидесятые годы прошлого века черные и белые бейсбольные команды
устраивали показательные матчи, — и до начала девяностых годов черные и
белые боксеры и жокеи вместе выступали в состязаниях. Места же для белых
и для черных в трамваях появились только в 1902 году. К этому же
времени относятся законы, ущемляющие избирательные права черного
населения.
Отсталость имеет свои достоинства. До 1929 года можно было строить
себе дом где угодно, и люди так и поступали. Особняки, бары, лачуги
бедняков и бакалейные лавочки стояли вперемешку в одном и том же
квартале. Бок о бок жили черные и белые семьи. Некоторые местные остряки
усматривают причину в том, что белые богачи предпочитали, чтобы их
черные слуги жили поблизости. Но почему же тогда черный джазмен Бадди
Болден с Ферст-стрит жил через два дома от Ларри Шилдса, белого
кларнетиста из оркестра «Original Dixieland Jazz Band»? He подходит
такое объяснение и к району Френчмен-стрит и Робертсон-стрит, где жили
представители всех рас и где вырос Фердинанд «Джелли-Ролл» Мортон
(Пианист и композитор, пионер регтайма.)
Быть может, все дело в атмосфере латиноамериканского католицизма.
Зайдите в любую церковь где-нибудь в Вирджинии и обратите внимание на
расположение мест в храме. Там архитекторы позаботились, чтобы расы
общались с Богом отдельно одна от другой. Иначе обстояло дело в
креольском Новом Орлеане. Как писала в 1837 году английская туристка
Харриэт Мартину, «...здесь следует посетить собор, где каждый европеец к
своему удовлетворению найдет единственное место в Соединенных Штатах, в
котором все люди встречаются как братья. Внутри здания нет никакого
разделения... здесь преклоняют колени прихожане всех цветов и оттенков,
от белокурой шотландки или немки до иссиня-черного африканца».
Сегодня в Новом Орлеане не меньше, чем в Филадельфии или
Миннеаполисе, организаций, принимающих в свои ряды только белых или
только черных. Существуют и однорасовые жилые районы, которые в прошлом
были редкостью, а также обоюдные недовольства, которые зреют
десятилетиями и вспыхивают по любому поводу. Но есть и выдающиеся
представители обеих рас, посвятившие себя поддержанию гармонии в
обществе,— люди, которые действуют, зная, что нельзя иначе и что в
выигрыше от их деятельности будут и люди и город.
Смерть
Генеалогия в Новом Орлеане — дело серьезное. Но если бы специалисты
по геральдике заинтересовались не только родом человеческим, то приз за
древность происхождения в Новом Орлеане достался бы Aedes aegipti,
городскому комару. Этот первопоселенец обосновался на берегах Миссисипи
вместе с первым Homo sapiens, а его потомство множилось здесь вплоть до
нашего столетия. Сейчас остались лишь побочные ветви древнего рода.
Однако в лучшие свои годы комары соперничали с людьми и едва не
одерживали верх над ними. Оружием комаров была желтая лихорадка —
по-здешнему, «Желтый Джек». Ее эпидемии унесли жизни тысяч
новоорлеанцев. Да и последний визит в Северную Америку «Желтый Джек»
нанес в 1905 году именно в Новый Орлеан.
Статистика ужасает. В 1832—1833 годах холера и желтая лихорадка
опустошили город, погубив больше пяти тысяч жителей. Первая дорожная
пробка в Новом Орлеане образовалась из повозок, на которых трупы везли
на кладбище. В 1866 году еще тысячу жителей унесла холера, а в 1878 году
городской комар принес смерть еще четырем тысячам. Последний налет
смертоносного комара стоил жизни еще пяти сотням новоорлеанцев, и память
об этом еще свежа в семейных преданиях. В промежутках между крупными
эпидемиями город постоянно посещали дизентерия, лихорадка, чахотка, не
говоря уже об оспе и проказе. Именно проказе посвящен жуткий рассказ в
сборнике «Креольские деньки» Джорджа Вашингтона Кейбла.
Эпидемии, слава Богу, ушли в прошлое, но привели к тому, что смерть в
Новом Орлеане стала не семейной трагедией, а событием, которое близко
переживает весь город. Понятно, что и поминки и траур превращались во
всеобщие «пиры во время чумы», приобретавшие порой самые невероятные
формы.
Элегия
Откройте любую новоорлеанскую газету, и между объявлениями
«куплю-продам» и некрологами вы обязательно увидите колонку фотографий.
Здесь лица мужчин и женщин, белых и черных. Они молоды и улыбаются,
совсем как на снимках школьных выпускников. Но все они уже умерли, и эти
фотографии — дань их памяти.
Такие публикации стоят недешево. Фотография обходится в 48 долларов
75 центов, но это не все. Под каждой фотографией — стихотворная подпись,
которая обходится еще в 10—15 долларов. Читая эти строки, можно подумать, что все они вышли из-под одного пера. Вот образец:
В долине слез Ты нас оставил И горевать Навек заставил.
Предположение, что у этих произведений один автор, недалеко от
истины. Совершенно бесплатно отдел объявлений предоставит скорбящим,
которые лишены поэтического дара, целый том эпитафий на выбор. Не
вдаваясь в причины того, почему это делается в отделе объявлений, а не в
отделе некрологов, отметим лишь, что это чрезвычайно удобно. Можно
заказать любой из 223 вариантов — приведенное четверостишие значится под
номером 153. По желанию заказчика в эпитафию можно вписать имя дорогого
покойника — тут же предлагается инструкция, как изменить текст, чтобы,
не нарушая размера, вставить многосложные имена.
Какие же эпитафии выбирают новоорлеанцы? Неудивительно, что они
обходят стороной всякие импортные штучки. За три года, например, никто
не воспользовался номером 54, в котором говорится о «твоей холодной и
одинокой могиле». Ведь новоорленцы хоронят своих покойников не в
могилах, а в склепах, где отнюдь не холодно и уж совсем не одиноко. Чаще
всего предпочтение отдают опусам, пророчествующим покойному жизнь в
христианском раю и скорое воссоединение с близкими. Причем воссоединение
вовсе не трактуется как личное дело скорбящего. Там соберется вся
семья, вместе с друзьями и соседями. Не иначе, в раю тоже есть крылечки,
где можно собраться и посудачить.
Не все доверяют готовым эпитафиям из книги в серебряном переплете.
Без страха берутся некоторые за перо и сочиняют рифмованные послания к
умершим, и эти послания исправно печатает газета. В большинстве своем
это вирши, но и наихудшие из них проникнуты искренним чувством. А где-то
раз в месяц вам может встретиться оригинальное стихотворение,
подкупающее своей прелестью и простотой. И тогда даже случайный читатель
вроде меня проникается сочувствием к горю незнакомого человека.
Каприз природы
Природа в Новом Орлеане ласкова и изобильна. Но порой разражается
вспышками гнева, и делает это с удручающим постоянством на протяжении
столетий. Целые кварталы уничтожались пожарами, тысячи жизней уносили
эпидемии, то и дело наводнения смывали целые городские районы. Всего лет
десять назад густые тучи комаров опустились на сельский пригород к
северу от Нового Орлеана, и множество домашних животных погибло,
буквально захлебнувшись насекомыми.
Ничего подобного разлому Сан-Андреас под Новым Орлеаном нет, но
угроза природной катастрофы здесь не меньше, чем в Сан-Франциско. Геолог
из Луизианского университета изучил подмывание берегов водами
Мексиканского залива и предсказал, что через две тысячи лет Новый Орлеан
скроется под водой.
Еще реальнее угроза ураганов: ведь Новый Орлеан лежит прямо на
излюбленном пути их следования. Здесь всем известно, как страшен бывает
ураган. От по-настоящему сильного не спасут никакие противоураганные
приспособления вроде тех, что продаются у Гарри на Мэгэзин-стрит. Когда
тайфун Камилла обрушился на побережье в 1969 году, приливная волна
вымыла из-под земли тяжелые дубовые гробы, а идущая следом область
низкого атмосферного давления посрывала с них крышки и забросила
покойников на верхушки деревьев. Были снесены десятки домов, от которых
остались одни крылечки. Произошло это в Пасс-Крисчен, излюбленном месте
отдыха новоорлеанцев.
Чтобы избежать подобных трагедий, в Новом Орлеане предпринимаются
героические усилия. Насыпаются дамбы вдоль берегов озера Понтчартрейн,
чтобы очередной ураган не нагнал воды неглубокого озера на центральную
часть Нового Орлеана. Но всякий, кто видел, как в 1965 году в Новом
Орлеане ураган «Бетси» срывал с домов крыши и выкорчевывал могучие дубы,
знает, что все эти меры могут в лучшем случае лишь несколько уменьшить
ущерб. В конечном счете судьба города остается во власти таких сил,
которые он не в состоянии контролировать. Неудивительно поэтому, что
нотка фатализма звучит на протяжении всей истории Нового Орлеана вплоть
до наших дней.
Сбор пожертвований
Музыкантам в Новом Орлеане всегда приходилось как следует крутиться,
чтобы заработать на жизнь. В прошлом веке фаготист по имени Пассаж
сводил концы с концами лишь потому, что давал еще и уроки фехтования. Во
время одного из представлений в 1914 году он в первом отделении сыграл
соло на фаготе, а после антракта провел показательный бой с другим
фехтовальщиком. Сегодня симфонические музыканты в Новом Орлеане по
совместительству работают и автомеханиками, и поварами.
Проникаясь сочувствием к этим несчастным, местная публика нередко
устраивала сборы пожертвований специально для музыкантов. Когда в порыве
энтузиазма скрипач по имени Курдерой свалился с балкона в Орлеанском
театре, друзья устроили благотворительный концерт, чтобы помочь ему
оплатить лечение. Зрителей собралось много, и никто не спросил, каким
образом достойный музыкант вообще оказался на этом балконе.
Поскольку именно музыка является первопричиной бедности музыкантов,
ясно, что благотворительные концерты не самый верный способ поправить их
дела. Понимая это, правление новоорлеанского симфонического общества
занялось поисками немузыкальных источников дохода. Они обратили
внимание, что азартные игры — дело куда более прибыльное, чем
симфоническая музыка, и организовали самое большое в мире состязание в
лото в пользу музыкальных преемников господ Пассажа и Курдероя. Не
мелочась, они арендовали весь «Супердом», убрали искусственное покрытие и
расставили бесчисленные столы на футбольном поле.
Задолго до открытия у входа собрались тысячи людей, гостей из ближних
и дальних окрестностей. Скоро все места были заняты, и игроки начали
заполнять свои карточки. Игра шла азартно, и зал оглашался радостными
возгласами и горькими стонами всякий раз, когда монотонный голос из
репродуктора называл очередной номер.
К концу вечера в кассе было 89 тысяч долларов. Еще 1700 долларов
пожертвовали выигравшие. Этот щедрый жест, нередкий и на играх в лото,
организуемых католической церковью, говорит о том, что для настоящего
игрока главное не выигрыш, а игра. Фредерик Старр Перевел А. Доброславский
Источник: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/2299/ |