Иногда Соня думала: почему ей так омерзительно, когда мужчины лапают её тело, или когда ей самой приходится прикасаться к ним? Ведь наверное, если бы у неё был настоящий муж, он требовал бы от неё того же самого. Она делала всё, чтобы не трогать клиентов руками. Но она ощущала их всем телом, когда они хватали её, лезли, наваливались. От них почти всегда крепко воняло потом и спиртным перегаром, и они почти всегда причиняли ей боль. Не потому, что били или специально хотели сделать больно, а потому, что она сама напрягалась и неосознанно начинала сопротивляться. И этим вынуждала применять к себе большую силу, чем следовало бы в такие моменты. Другие девицы говорили ей: "Если уж так противно - просто лежи бревном". Но Соня не могла лежать бревном. Она пыталась, но уже через несколько секунд начинала неосознанно выворачиваться, убирать подальше лицо, отталкивать от себя, вызывая тем возмущение клиентов.

Сейчас Соня понимала, что уже согласилась ехать, и поэтому должна обходиться с этим конкретным мужчиной как можно послушнее и мягче. И она постаралась настроить себя на это, даже ещё раз посмотрела на Бегунка, чтобы дать самой себе понять, что он вовсе не выглядит страшно или противно. Собрав остатки воли в кулак, девушка пересела на край кровати, а потом спросила, чтобы хоть как-то оттянуть необходимость раздеваться и ложиться:

- Как вас зовут? Как мне вас называть? - Она никогда не спрашивала такие вещи у клиентов, но тут пояснила: - Если нам ехать двое суток, мне нужно как-то к вам обращаться.

И опустила взгляд, чувствуя, что краснеет от собственной дерзости.

Он чувствовал, что Соня сейчас находится в каком-то недоумении. Бегунок понимал, что он ей почти ничего не объяснил и теперь ожидал, что у Сони может быть будет много вопросов и о салуне в Техасе и о его хозяине и об условиях работы. Но об условиях контракта с Фланнаганом Бегунок и сам не знал точно, поэтому при всем своем желании ничего подробно не объяснил бы Соне. А по поводу остальных вопросов - он же не знал конкретно, что ее интересует. В общем, самое главное, что она согласилась ехать! Все-таки Бегунок не верил, что любая шлюха из Шрифпорта захочет ехать куда-то в дикий Техас.

- Может, тебе помочь корсет расшнуровать? - спросил Бегунок даже с некоторым участием в голосе и с готовностью подошел к девушке, понимая, что женщине весьма затруднительно справляться с корсетом, который зашнуровывается на спине, без посторонней помощи. А в "Консайнесе" у шлюх вряд ли были горничные. Хотя, может быть, она сами помогали друг другу одеться и зашнуровать корсет.

- Да, конечно, - сказала она едва слышно. И добавила на всякий случай: - Спасибо, мистер Джэфет.

Девушка не могла не признать, что этот конкретный мужчина обращался с ней ровно и спокойно, несмотря даже на то, что признал ужасным её наряд. Неизвестно было, как он поведёт себя дальше, но Соне вдруг пришло в голову: что если попытаться с ним поговорить? Она поддалась на желание отвлечь Бегунка от постельных дел на ещё некоторое время, тем более, что он сам не торопился.

- Спасибо вам за ужин, - начала она. - Вы так добры. Я бы хотела вас кое о чём спросить. Сэр! Я не знаю, куда вы меня везёте. - Надо было спешно выдумать вопрос, ответ на который занял бы как можно больше времени. И такой вопрос пришёл в голову Сони! Во всяком случае, ей показалось, что это как раз то, что надо. - Может быть, вы расскажете, что это за место - Городок? - Она чуть повернулась, невольно прижав руки к груди, словно заранее хотела прикрыть свои прелести от глаз мужчины. - Что меня ждёт там?

Она запоздало испугалась своей тирады, но было уже поздно ловить слова обратно. Теперь Соня замерла, испуганно косясь на мужчину и ожидая, что он в лучшем случае рявкнет на неё, чтобы она помалкивала и не лезла с глупыми вопросами.

Картина вырисовывалась несколько унылая. Бегунку хотелось хоть чем-то ободрить девушку.

- Хозяин салуна - хороший человек. Я думаю, что там тебе будет лучше, чем здесь, - сказал Джэфет, надеясь, что это действительно будет так.

Естественно, такой хозяин, как Фланнаган был гораздо добропорядочнее этого прилизанного типа из "Консайнеса". "Хотя ковбои и солдаты везде одинаковы!" - подумал Бегунок, и ему стало совсем тоскливо на душе.

- Потом все сама увидишь, - в заключении добавил он. Бегунок так и стоял возле кровати, готовый помочь ей там что-нибудь развязывать, если это понадобится. Но впечатление могло создастся, что он явно стоит "над душой" у Сони.

- А если я ему не понравлюсь? - спросила Соня. - Сэр, я ведь понимаю, почему мистер Герберт позволил мне уйти от него. Я не умею зарабатывать деньги. - Она смутилась и пожала одним плечом, после чего привстала и попыталась стащить через голову платье.

Оно было тесным. Хуже того, Соня то ли забыла до конца развязать завязки, то ли одеть платье было проще, чем снять. Девушка с ужасом почувствовала, что застряла в этой ужасной узкой тряпке, как раз в тот момент, когда попыталась стащить его через голову. Руки её оказались направленными вверх, самая узкая часть лифа не желала переползать через плечи Сони, а сил потянуть вверх тоже не хватало из-за неудобного положения рук. Соня замерла, сгорая со стыда и не в силах попросить помощи от стоявшего рядом мужчины.

В ворохе старой полинялой материи трудно было разобраться, за что тянуть. Бегунок опасался, что может чуть более резким движением вовсе порвать ветхое платье, тем более что Соня сама предупреждала, что оно "расползается". Наконец Бегунок стянул большую часть материи с головы и плеч девушки, а дальше она справилась сама.

- Кошмарное платье! - констатировал Бегунок и тем подытожил свое мнение о наряде Сони. - Завтра нужно будет купить другое. Я не могу в таком платье показать тебя мэру!

Бегунок вздохнул, прикинув, сколько всего нужно будет завтра купить на оставшиеся у него пятнадцать долларов, после чего забрал у Сони из рук платье, кинул его на стул, категорично повернул девушку за плечи к себе спиной и принялся расшнуровывать корсет.

Корсет у Сони, кстати, был от её собственного старого платья. Поэтому и зашнуровывался сзади. Остался от тех времён, когда надевать и снимать эту часть туалета Соне помогала чернокожая служанка. Проститутки обзаводились корсетами, которые нужно было шнуровать спереди. Во-первых, потому, что это больше привлекало клиентов, во-вторых, потому, что у них не было чернокожих слуг. Но Соне не на что было купить подходящий для её ремесла корсет.

Девушка переволновалась из-за платья, поэтому даже не сразу оценила действия Бегунка, так по-хозяйски помогавшего ей раздеться. И уже забыла, что перед тем, как застрять в платье, задавала мужчине вопрос. Сейчас её взволновала совсем другая проблема.

- Мне так неловко, что вам придётся тратить деньги, - сказала она, опуская голову.

Причёска Сони растрепалась, пока она выползала из платья, и несколько завитков её волос красивого каштанового оттенка падали теперь на тонкую, изящную шею. Пожалуй, можно было бы признать, что у Сони красивая шея и мягкие, покатые плечи. Правда, парочка ссадин и несколько синяков, по форме и расположению которых можно было догадаться, что девушку кто-то излишне грубо схватил за плечо, несколько портили впечатление. У Сони всегда была очень нежная кожа, но клиенты совершенно этого не учитывали.

- Что же я буду делать, если мне понадобится вам их вернуть? - спросила девушка, избавляясь наконец от корсета и поворачиваясь к Бегунку. Он стоял так близко, что Соня моментально вспомнила все свои страхи и невольно обхватила плечи руками.

Джэфет подошел к двери, запер ее, вернулся к кровати и начал раздеваться сам. Но, отстегнув пояс с револьверами, подумал, что ему как-то не хочется сверкать перед Соней нижним бельем и задул лампу.

Конечно, по-хорошему, следовало снять для девушки отдельную комнату. Но, что поделаешь, на это не было денег. Денег не было и это определяло всё! А Джэфет по своему убеждению считал, что проститутка не должна ничего стесняться.

Свет погас, отступать дальше стенки было некуда, и Соня честно попыталась смириться с неизбежным, лёжа поверх одеяла и дрожа от ужаса. Она не смела смотреть, как раздевается Бегунок, при свете, а в темноте и вовсе отвернула лицо, и только прислушивалась внимательно, чтобы уловить момент, когда он тоже полезет в постель. Нет, она не надеялась на то, что этому мужчине не захочется воспользоваться ею. Но она постаралась не сжиматься и не делать попыток отползти от него ещё дальше, внушая себе, что всё не так страшно, и что с этим человеком ей придётся быть вместе ещё некоторое время, и что он совсем не грубый, до сих пор ничего плохого ей не сделал, а лишь накормил ужином. Может, если она будет с ним поласковее, он поскорее возьмёт, что ему нужно - и успокоится?

- Тебе что? Жарко? - в недоумении спросил Бегунок, продолжая тянуть одеяло и пытаясь высвободить его настолько, чтобы можно было под него залезть. В комнате действительно было тепло, но не на столько, чтобы спать вовсе ничем не покрывшись - всё-таки январь месяц на дворе!

- Сейчас... - Девушка постаралась совсем вжаться в стенку и обеими руками поспешно дёрнула из-под себя край одеяла. - Сейчас, я вам помогу, - пообещала она, наконец справляясь с задачей и спешно поднимая одеяло, чтобы Бегунку удобнее было под него забираться.

При этом она как-то само собой поднялась в кровати на колени, словно собиралась старательно закрыть мистера Джэфета одеялом со всех сторон, ещё и подоткнуть, чтобы не дуло. Но, наверное, именно этого ей подсознательно и хотелось. Ведь тогда она сама останется снаружи.

- Вы, наверное, очень устали. Ложитесь, я вас укрою как следует, - предложила Соня, прямо-таки горя рвением поухаживать за мужчиной, лишь бы он забыл о том, что собрался требовать с неё интимных услуг.

- Всё! - заключил Бегунок, пытаясь дать понять этим окриком, что прыгать по кровати и суетиться нужно тоже прекратить.

Теперь можно было, наконец, вытянуться под одеялом и закрыть глаза. И Бегунок принялся размышлять насколько порядочно и нравственно он поступает. Конечно, чтобы соблюсти все приличия и собственное достоинство, если уж у него нет денег, нанять вторую комнату для Сони, можно было великодушно уступить ей эту, а самому пойти переночевать где-нибудь на конюшне. Джэфет вздохнул. Ему не хотелось ночевать на конюшне в январе месяце, да еще после двухдневного пробега. А впереди был новый двух-, а может и трехдневный пробег!

Конечно, ему приходилось ночевать даже в более худших условиях, чем сеновал конюшни, и проходить бОльшие расстояния. Но, тут, наверное, сыграло то, что Бегунок как-то уж слишком твердо уяснил, что шлюхи ничего не стесняются, а значит и их стесняться не следовало. И потому спокойно пожертвовал приличиями ради собственного удобства.

Можно было конечно переночевать по-другому. Даже в одной комнате. Можно было предоставить Соне кровать, а самому лечь на составленные вместе стулья. Но Бегунок не хотел спать ночь на раздвигающихся при малейшем движении жестких стульях, на которые и подстелить-то было нечего, так как одеяло было одно, как и матрац. Можно было бы положить на стулья Соню... Но Бегунка бы заела совесть, и не давала бы ему спать всю ночь, если бы он знал, что рядом на стульях мучается Соня, когда он спит на нормальной кровати.

"Эх, совсем я опримитивел и веду себя как дикари, у которых нет ни правил, ни законов!" - подумал он и наконец, начал задремывать с сознанием того, что поступил неправильно и некрасиво.

Соне было не до сна. До того, как стать шлюхой, она никогда не спала рядом с мужчинами, даже в одной с ними комнате. А с тех пор, как стала, ни один клиент не оставался рядом с ней дольше, чем хватало на удовлетворение своей потребности. Поэтому она растерялась и лишь ждала в напряжении, может быть, мистер Джэфет только прикидывается. Может, его предупредили, что она - недотрога и начинает упираться и отпихивать от себя. Поэтому он решил взять её нежданным нападом. Стоит ей расслабиться - как мистер Раннер сразу же на неё полезет! Но время шло, а Бегунок всё не лез и не лез. Соня смотрела в тёмное пространство над собой широко открытыми глазами и ждала. Ждала, ждала... Сперва мысли метались в голове хаотично, потом понемногу стали успокаиваться. Может быть, Соня устала бояться, а может, всё-таки начала верить, что Бегунок по-настоящему уснул. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем она решилась чуть повернуть голову. Правда, разглядеть что-либо в темноте ей не удалось. Но мужчина дышал ровно и вроде бы, действительно спал.

Соня подумала, что, наверное, опасность миновала. На кровати было тесновато для двоих. Зато гораздо теплее, чем там, в её комнатёнке под самой крышей. Да и уютнее. Ещё некоторое время она не решалась закрыть глаза, будто если их не закрывать - то не пропустишь момента, когда мужчина кинется требовать своё.

Мысли Сони приобрели более плавное течение, она стала думать о том, что уже второй раз является мужчина и везёт её куда-то. Правда, Бегунок не обещал на ней жениться. Что она будет делать в Техасе? То же самое, что и здесь. Стоит ли ради этого куда-то ехать? Но ведь уже сейчас ей чуточку лучше, чем было ещё этим утром. Успокоенная такой мыслью, Соня наконец рискнула прикрыть глаза - и очень быстро задремала. Она так измучилась за день, что как только перестала нервничать - уже не в состоянии оказалась бороться со сном.

- Вставай! Мы уходим! - окликнул он девушку. Пока она вставала и одевалась, Бегунок собрал свои вещи, завязал корсет Соне, категорически вмешавшись в эту процедуру, которую она пыталась осуществить сама. Оплаченные сутки кончались в восемь утра, но Бегунка ждало слишком много дел, чтобы позволить себе нежиться в постели до восьми часов. Взяв Соню за руку, а другой - придерживая на плече седельные сумки и карабин, Бегунок для начала направился в пустой ресторан, расположенный на первом этаже гостиницы, чтобы как можно плотнее там позавтракать и как можно плотнее накормить девушку, пугая ее тем, что когда они будут есть в следующий раз - неизвестно.

На улице совсем рассвело. Первым делом Бегунок отправился за повозкой, о которой договорился еще накануне. Разбудив торговца Бегунок долго и нудно торговался с ним выторговывая каждый цент, за что яростно презирал себя, ибо торговаться вообще не любил и практически никогда этого не делал либо соглашаясь на предложение, либо решительно отказываясь от него без лишних разговоров. Но тут был другой случай. Ему нужна была повозка и к ней необходима сбруя, но при этом нужно было, чтобы как можно больше денег осталось бы, ибо, в представлении Бегунка, траты впереди были огромны!

Наконец, изругавшись с хозяином и еще больше обозлившись на себя, Бегунок кое-как уговорился в цене, скрупулезно отсчитал положенное количество долларов и центов, посадил в пустую повозку Соню и скрылся с глаз. Однако не успела она как следует испугаться его исчезновением, и замерзнуть, как он появился с двумя лошадьми, которых забрал с конюшни. Сняв с них седла и положив это все в кузов, кинув Соне подседельное одеяло, чтобы она могла в него закутаться, он принялся запрягать лошадей. По поводу мерина у Бегунка не было никаких сомнений: тот исправно ходил в упряжке до того, как Бегунок его купил, а вот с кобылой вопрос был открытый. Бегунок не знал, знакома ли она с упряжью хотя бы немного. Первоначально у него была мысль, запрячь одного мерина, а кобылу под седлом пустить бежать рядом. Но тележка была пароконная, с дышлом. Можно было бы переделать ее на одноконку, заменив дышло на оглобли. Но для этого, нужно было оставить еще несколько долларов у кузнеца. И вариант отпал сам собой. Бегунок припряг кобылку и, понадеявшись, что она смирная, и смириться и на этот раз, и выехал, наконец, со двора торговца.

Следующая остановка - магазин одежды. Однако Бегунок и Соня не пробыли в нем долго, быстро переместившись в лавку старьевщика. Далее следовал новый, абсолютно унизительный для Бегунка торг, на этот раз по поводу тряпок, что было еще оскорбительнее, чем торг о повозке. Соня, естественно помалкивала, и Бегунок сражался со старьевщиком в одиночестве. Наконец, потратив почти час на осмотры, примерки и сварливое переругивание с хозяином лавки, Бегунок купил с виде приличное и не очень старое пальто, платье, которое Соне было велико, но Бегунок сказал, что она подошьет его в дороге, и шляпку, на которую потратил более всего децибелов, потому, что шляпка, по его убеждению, создает основной облик девушки и плохой быть никак не может! Одев Соню в пальто и шляпку, он посадил ее вместе с новым, то есть не совсем новым, платьем снова в кузов. По пути они на несколько центов купили соломы, чтобы ехать было теплее и удобнее. Следующая остановка была в обыкновенной лавке, где они на все оставшиеся деньги купили полмешка овса, копченый окорок, несколько кукурузных лепешек, сахар (кофе у Бегунка оставался со старых запасов), немного муки и соль. Больше ни на что денег не хватило. Итак, в начале десятого, они выехали из Шривпорта в сторону Техаса. Но поехали не по большой дороге, а сразу свернули с нее по пойме какого-то ручейка, который по пояснению Бегунка, вел в конечный их пункт прямее и короче, так как миновал стороной несколько станций и городков.

То, что Джэфет торговался, тоже не особенно понравилось Соне. Она всё-таки не была безнадёжной дурой и умела хоть немножко делать выводы, даже если жизненного опыта у неё было немного (и даже если выводы были неправильные). Её отец всегда считал, что торгуются только бездельники, которые не могут заработать достаточно денег. Выводов напрашивалось два: либо мистер Джэфет - бездельник, который трясётся над каждым центом из-за того, что не может нормально заработать, либо его хозяин настолько скупой, что мало платит своим служащим. А это означает, что и с Соней он будет так же скуп, как мистер Герберт.

Соня вздохнула, подытожив свои наблюдения, а потом, поскольку они проехали уже порядком, и конца не было видно, рискнула спросить:

- Вы не едете по дорогам, потому что это опасно? Я слышала, что в Техасе водятся индейцы.

Она, кстати, сидела и пыталась слегка подшить новое платье. Не ночью же на привале это делать. Швейные принадлежности у Сони были, в том самом узелке, который бйл величиной с кулак, и теперь она понемногу приводила свой наряд в порядок. Будь её воля - она сразу бы надела новое платье, потому что стоило ей вспомнить вчерашнее происшествие, как она застряла в узком лифе, и мужчине пришлось её освобождать, чтобы кровь снова приливала к лицу Сони. Но мистер Джэфет сказал же, что платье сперва надо ушить. Значит, придётся слушаться.

- Индейцы везде водятся, а не только в Техасе, - буркнул Бегунок в ответ на вопрос Сони. Потом, коротко оглянувшись на девушку, добавил: - Если хочешь, можешь пересесть на сиденье.

Он подумал, что может быть, ей надоело ехать лежа на соломе в кузове. Лошади бежали хорошей рысью, экипаж слегка потряхивало на неровностях почвы.

- Но ведь в Техасе водятся команчи, - продемонстрировала Соня свою осведомлённость. - Говорят, что чероки замирились, и с сиу тоже скоро справятся, а команчи делают, что хотят. - Соня понабралась всех этих сведений из разговоров в салуне.

Говорила девушка негромко и с каким-то спокойным достоинством. Несмотря на то, что сейчас она невольно повела себя, как вездесущая и всёзнающая Люси Уэлс, общего между двумя шлюхами было мало. Люси во всём, особенно в собеседнике, была заинтересована. Она обращалась прямо к тому, с кем говорила и смотрела во все глаза, будто он был единственным, кто может ответить ей на её вопросы, или похвалить за то, что она такая умная. Она вела себя с мужчинами как ребёнок, который ищет одобрения и всецело признаёт авторитет взрослого, к которому обращается. А Соня поддерживала светскую беседу, но при этом стеснялась и старалась вообще не смотреть на собеседника.

Вот уж что-что, а обсуждать индейцев Бегунку совсем не хотелось! "Что их обсуждать? стрелять в них надо!" - подумал Бегунок, но вслух ничего не сказал. Он покосился на Соню и отвернулся. Почему-то он не считал своим долгом развлекать ее в пути, заговаривать или что-то рассказывать. Сейчас, по его мнению, это было совсем лишнее, да и отвлекало от того, чтобы внимательно следить за окрестностями. Лошади бежали ровно. То ли кобыла все же была знакома с упряжкой, то ли она была такая понятливая, спокойная и доброжелательная, что покорно приняла новую работу и теперь старалась вовсю. Она вообще была очень ручная и ласковая, приучить ее к себе не составляло труда. Она была бы надежным напарником в ответственные моменты, вот только была слабовата для хорошей лошади. А что толку от ее старательности, когда она в тяжелых пробегах не выдерживает той нагрузки, которой выдерживает его гнедой мерин. По большей части она была заводной. Однако даже такая ее помощь часто выручала Бегунка.

***

За весь день они остановились только раз. Остановились они в овражке, по дну которого протекал ручеек, чтобы поить лошадей и сварить кофе себе. Бегунок откопал в соломе мешок с овсом и насыпал торбы лошадям. Поскольку плечи лошадей были еще непривычны к сбруе упряжки, пришлось их распрячь, чтобы шкура под сбруей просохла и отдохнула во время стоянки. Бегунок соорудил маленький костерчик, ровно на один кофейник. Обедали они только лепешками с кусками окорока, которые запивали кофе.

Перед тем, как продолжить путь, Бегунок поднялся по склону наверх оврага и некоторое время смотрел все ли спокойно снаружи. Только после этого они поехали дальше.

И ехали они так до самой темноты. Уже в сумерках Бегунок нашел небольшую лощину в которой и укрыл повозку. Лошадей на этот раз распрягать не стал - в темноте их будет сложно запрячь снова. В сгущающихся сумерках, напоил их и насыпал в торбы по мерке овса, забрался в повозку, расстелил по ней одеяла и объявил, что костра не будет, что ужинают они только копченой свининой и лепешками, а вместо кофе - вода из ручья.

У Сони было хорошее воображение, она тут же представила себе, что кто-то догнал их, застрелил мистера Джэфета, а её потащил обратно на верёвке. Вообще-то, картина получалась довольно бредовая. Поэтому Соня её отвергла. Хозяин "Консайнеса" сам не раз повторял, что только даром её кормит. Он наверняка обрадовался, что удалось сбыть Соню с рук.

Так и не придя ни к какому определённому выводу, Соня рискнула поинтересоваться:

- А от кого мы прячемся? И почему нельзя разводить костёр? Чтобы нас не нашли?

Бегунок произносил слова очень тихо. Он и так не имел привычки кричать, но сейчас его голос звучал совсем еле слышно. Пока еще было хоть что-то видно, он отрезал ножом кусок свинины и вместе с лепешкой протянул Соне.

Лошади хрупали овсом, протекающий по дну лощинки ручей переливался через камни со звуками, похожими на человеческий говор. По окончании сумерек прерия погрузилась в абсолютную тьму. Луна еще не взошла. Бегунок нащупал край одеяла, на котором они ужинали, укрыл им девушку, а сам остался лежать на сене, напряжено прислушиваясь и сжимая в руках карабин.

Индейцы по темноте не ходят. Это всем известно, кто хоть мало-мальски интересовался индейской тактикой. Сказки, про то, что краснокожие лучше видят в темноте, чем белые - сочинили фольклористы цивилизованного Востока. Ничего индейцы не видят в темноте и не такие уж они дураки, чтобы шарахаться в кромешной тьме, когда даже луны на небе нет! Поэтому такую часть суток - до восхода луны - можно считать полностью безопасной, особенно если у тебя хватило ума сидеть тихо и не разжигать костра.

Бегунок придремал немного. Чтобы не проспать слишком долго он специально не стал укрываться одеялом. Ближе к полуночи взошла луна. Бегунок спустился, осмотрел сбрую, разобрал вожжи, и маленький фургончик снова тронулся в путь по ночной прерии при свете уже идущей на убыль луны.