От удара у Ната звенело в голове. А может быть, звенело от выпитого виски, он точно не мог поручиться. Но в сочетании с холодной водой это слегка привело мозги отставного сержанта в рабочее состояние. Определить степень повреждений он так и не смог, зато почувствовал, что не так уж сильно пьян. Плохо это или хорошо, тоже нельзя было поручиться. Но приходилось исходить из того, что есть. Уставившись на майора, Нат облизнул губы, словно кот, которому намазали рот сметаной и он теперь старается от неё избавиться.

- Откуда я знаю? - спросил он майора. - Какие бумаги? Да вы за что меня тут валяете-то?!

Он неожиданно снова извернулся и пнул парня, который его ударил. Причём, Нат действительно успел протрезветь. Солдаты могли это почувствовать, потому что на этот раз движения его оказались быстрыми и прицельными, а сильное, ещё не потерявшее от пьянства ни мощи, ни ловкости тело сержанта, оказалось удержать в руках чрезвычайно сложно. На майора он пока не покушался, но щадить тех, кто его колотит, в его планы явно не входило.

"Хорошо, что Фланнаган ушёл", - почему-то мелькнуло в его голове.

Нат - плантатор


А это - его конь

Конечно, солдаты были бы совсем никчемными служаками, если бы вчетвером не могли удержать одного, пусть и сильного парня, да еще и в наручниках. К тому же майор пришел бы на выручку, если что. Но, разумеется, даже при численном превосходстве удерживать сопротивляющегося и дерущегося Ната было делом далеко не из легких и приятных. Наблюдая, как солдаты в ответ на действия задержанного награждают его крепкими тумаками, майор пришел к выводу, что его методы борьбы за трезвость, во-первых, эффективны (как быстро пьяница пришел в себя – даже говорить стал внятно!), а во-вторых, чреваты. Так ему придется забрать парня в комендатуру и со знанием дела поколотить…, то есть, не поколотить, конечно, допросить, уже там. Заставлять своих людей валяться в грязи вместе с каким-то чумазым сержантом и дальше Майлзу не хотелось, так же как не хотелось и слишком беспредельничать, избивая янки-горожан Атланты прямо в их домах.

Наверное, все же, невзирая на мнение самого Майлза по этому вопросу, комендант не ошибся с выбором человека на это дело, желая обойтись с Фланнаганом построже. Хотя майору не было свойственно пустое издевательство над людьми, да и откровенного беззакония он старался избегать, особое милосердие тоже не было ему свойственно. Так что окровавленный вид Ганна его впечатлил мало – нормальный вид упорствующего в своих заблуждениях арестанта, что тут поделаешь.

Поэтому, посмотрев на подозреваемого спокойным и даже каким-то равнодушным взглядом, майор ответил на его вопрос:

- Ты сжег в камине бумаги. Вот я и спрашиваю, чьи они и зачем ты их сжег. Только не надо врать, что вы с мистером Фланнаганом нашли их под кустом, это бессмысленно, - сразу предупредил майор, протестующе подняв руку, – я знаю, что это не так, и тому есть свидетели. Так что скажи правду, и тебя не будут больше валять, - добавил Майлз, кстати, не так уж и солгав.

Действительно, если бы сержант сказал, что ему велели сжечь бумаги, то состава преступления как бы и не было бы. Жечь бумаги по приказу – не такое уж и преступление. Майлз надеялся, что до потерявшего моральный облик (а заодно, надо полагать, и честь вместе с совестью) Ганна дойдет его выгода, и он согласится на предложение военных властей. Хотя, если парень верен Фланнагану (маловероятная версия, но, учитывая, как за него заступался снабженец, все же возможная), то в ответ можно было ожидать чего угодно – даже плевка. Правда, помощник коменданта к подобным выходкам подозреваемых уже успел изрядно привыкнуть, так что не удивился бы особо. Его уже и оскорбляли, и оплевывали, и пытались избить, много всего.

- Чистую правду, сэр! - пообещал Нат, глядя на майора почти трезвыми глазами. - Всё скажу, как на духу! А я что-то сжёг? Да не-ет! - тут же заявил он, сделав попытку отодвинуться подальше от солдат. - Я дрова разжигал, господин майор! Ну не мог я никакие бумаги жечь! Нет, не мог... Точно не мог! - Он решительно кивнул сам себе, от чего кровь с подбородка щедро потекла на рубашку, и снова уставился на майора, но тут же засомневался и даже как-то испугался. - А что, я что-то подпалил ненароком?

Последний вопрос был высказан с явным душевным волнением. Правда, Ната сейчас больше волновала перспектива новых побоев, а не сожжённые бумаги. У него и так уже рожа была вся расквашена, и бока болели от пинков солдатскими сапогами. Не то, чтобы Нат боялся. Но и не сказать, чтобы ему нравилось, когда его колотят. Просто у него не было выбора.

Нат - плантатор


А это - его конь

Майор вздохнул.

- Что ж, шанс у тебя был, - сказал он веско и, обернувшись к своим людям, сказал, - покараульте арестованного, сейчас скажу пару слов его хозяину и поедем в комендатуру. Только не бейте больше без нужды, - сказал он с гримасой легкого отвращения и махнул рукой в сторону Ганна, - нам его еще по улице вести.

Разговаривать с Натом больше Майлз смысла не видел. Судя по всему, тот решил строить из себя дурака, который нечаянно спалил компромат аккурат во время обыска. Что ж, майор не мог не оценить сообразительность бывшего сержанта – ему, действительно, пришить было почти нечего. Если удастся доказать, что найденная под кроватью бумага принадлежит архиву лагеря Ист-Пойнт, основной удар возьмет на себя Фланнаган. Все сойдется – и показания свидетеля, и найденные во время обыска улики, и затопленный в жару камин.… А сержант схлопочет просто за соучастие.

Решительным шагом майор вышел из грязной (совместными стараньями помощников Майлза и Ната) комнатенки и отправился на поиски Фланнагана. Караулящие того солдаты вскочили при появлении начальства, ожидая приказов, но помощник коменданта обратился к снабженцу:

- Хороший у вас помощник, - сказал он, слегка улыбаясь, - правдивый. Так что вы хотели мне сказать?

- Всё зависит от вас, майор, - сказал Росс, потирая запястье искалеченной руки. - Кстати, не делайте вид, что этот бедолага что-то вам сказал. Сержант - неисправимый пьяница и после того, как проспится, не помнит, что делал накануне. Но я не думаю, что он станет наговаривать на себя или ещё кого-то только ради счастья избавиться от побоев ваших солдат. - Фланнаган поднял голову и оставил запястье в покое. - Ответьте мне на один вопрос: у вас есть какая-нибудь личная неприязнь ко мне, или вы действуете только по своему долгу и приказу вышестоящего начальства? От этого зависит, что именно я могу вам рассказать.

Сейчас Росс Фланнаган был абсолютно спокоен, хотя и очень печален. Он успел уже обдумать линию своего поведения. Конечно, майор мог не поддаться и не захотеть ни отвечать на его прямой вопрос, ни разговаривать дальше. Но почему бы не попытаться? Ведь со стороны самого Фланнагана никакой личной неприязни к майору Майлзу не было. Разве что, припомнить тому избиение Ната, но Нат сам распоряжается своей шкурой. Тут Фланнаган ничего не мог изменить.

Майор слегка усмехнулся. На что рассчитывал Фланнаган? На то, что при наличии неприязни офицер честно ему признается? Или что усовеститься? Но как бы то ни было, скрывать Майлзу было нечего.

- Мне не за что вас ненавидеть, мистер Фланнаган, - сказал он просто, - и странно, что вы этого не заметили. Обычно мои парни ведут себя куда бесцеремоннее, - заметил майор и прислушался – не занялись ли случайно подчиненные избиением Ната в этот самый момент, опровергая слова начальника? – но ничего не услышав, продолжил:

- Так что рассказывайте, что сочтете нужным, я вас слушаю.

- Хорошо, сэр. Я думаю, вы достаточно осмотрелись в доме, чтобы понимать: хранить здесь что-либо серьёзнее вчерашней газеты... - Росс пожал плечами, признавая абсурдность такого положения. - Если бы мне понадобилось что-то скрыть, я запечатал бы это в конверт и положил в свой служебный сейф, в рабочем кабинете. Однако вас посылают сюда. Что же, легче найти, легче подбросить. Тем более что никто кроме мистера Ганна дом не охраняет, а он почти всегда пьян. Я полагаю, документы действительно пропали, и нужно найти крайнего, на которого легко свалить чужую растяпистость. А я - удобная кандидатура. Уверен, вам известно о том, что один раз я уже был под следствием. Но суть в том, майор, что мне больше нечего сказать вам по поводу вашего дела. Разве что...

Фланнаган поднялся со стула и подошёл, поправляя здоровой рукой перевязь.

- Я был одним из первых, кто пошёл добровольцем воевать за Союз. И даже после тяжёлого ранения, став калекой, не отказался от выполнения своего долга. Я прошёл всю войну вслед за армией, делая то, что мне было по силам. Сейчас вы можете сопоставить то, что я сказал, со своими собственными наблюдениями и решить, заслуживаю ли я подобного с собой обращения. Я понимаю, что вы всего лишь исполняете приказ, но чисто отвлечённо, как вы думаете, есть у меня шанс не повторить судьбу несчастного Уирца, коменданта Андерсонвилля, которого поспешили отдать на растерзание газетчикам, а потом и вовсе вздёрнули, лишь бы отвлечь от иных мест, в которых творилось то же самое? Если, конечно, то, что пропало, действительно было так важно.

- Довольно-таки важно, - ответил майор, присаживаясь на стул, - настолько важно, что может вызвать международный скандал. Однако не думаю, что вам уготована судьба Уирца.

Слова Фланнагана он выслушал очень внимательно, но, с его логикой был мало согласен. Хотя бы потому, что хранить компромат на работе – глупо. Там его сложнее уничтожить и сложнее от него отречься. Уж явно про документ, лежавший в сейфе, не скажешь, что его подбросили злоумышленники. Так что если (а в этом майор почти не сомневался) Фланнаган, действительно, купил секретный архив, то, значит, и место для хранения выбрал верное.

- Я не могу сказать, что обвинение против вас похоже на сфабрикованное, - заметил майор откровенно, - в этом нет смысла.

Он подумал и обратился к своим людям.

- Посторожите пока в коридоре, парни.

Не то, чтобы Майлз имел от своих людей тайны, просто не хотел смущать их разум странными разговорами – им это вредно.

Подождав пока солдаты выйдут, майор слегка устало провел рукой по шее, оттягивая воротник своей рубашки и, мысленно прокляв чертову Джорджию с чертовой жарой, и пояснил свою мысль:

- Если бы нужно было просто свалить на кого-то вину по пропаже бумаг, ее бы свалили на служащих архива лагеря, - сказал он прямо, - на того, кто там служил в последнее время, кто имел к ним отношение, отвечал за них. Фабриковать против вас свидетельские показания, подбрасывать улики – это слишком сложно, и вы не такая уж важная птица, чтобы так ради вас убиваться, - сказал майор прямо, - но если кто-то, по вашим словам, действительно, пошел на такую махинацию, то, значит, ваши враги сильны и вам не выпутаться, - сказал он уверенно.

Майор немного помолчал и добавил, посмотрев на Фланнагана очень внимательно.

- Однако хочу признать, что лично передо мной - подчеркнул он голосом слово «лично», - задачи посадить в тюрьму вас любой ценой никто не ставил. Мне приказано найти и уничтожить похищенный архив. Я – человек простой и военный, - развел руками помощник коменданта, - так что выполняю тот приказ, который отдан мне.

Майлз не рассчитывал на то, что снабженец вот так возьмет и ему сходу поверит. Может, он по-прежнему будет гнуть свою линию, что-де невиноват, ему подбросили и т.д., но в данном случае майор действовал просто, по-военному. Поступал, так как считал нужным. К тому же он, действительно, не испытывал к своему соотечественнику ненависти. Он не считал, что тот, стащив военные (и мало кому нужные) бумаги, как-то очень сильно насолил Союзу. Поэтому был готов пойти ему навстречу.

- Так что в моей власти предложить вам сделку со следствием, - сказал майор, по-прежнему не спуская с собеседника цепкого и холодного взгляда, - вы даете письменные показания, что купили у мистера Мерри бумаги, содержащие сведения о лагере Ист-Пойнт, но сразу уничтожили их из патриотических чувств, а я, в свою очередь, бросаю в огонь найденную улику. Таким образом, мы оба получаем свободу – вы отделывайтесь от обвинения, так как уничтожили бумаги добровольно и заранее, а я – от необходимости искать пропавший архив и дальше. Ведь он найден не весь, - добавил майор со значением и тут же поднял вверх руку, словно опровергая возможные возражения, - конечно, вы можете мне не верить, но мне, действительно, не нужны возня ни с вами, ни с вашим помощником. Моя работа сделана, - добавил Майлз убежденно и поднялся со своего места.

Подойдя к окну, он зачем-то коснулся ветхой рамы и сказал:

- Решайте, мистер Фланнаган. Второго предложения не будет.

Даже если майор не врал, а он скорее всего не врал, Фланнаган не мог себе позволить отказаться от собственных слов. Ведь тогда косвенно получалось, что он и первый раз мог оказаться виновным. А за свою авантюру с оружием Фланнаган вполне мог нарваться на виселицу. Он и выкрутился-то только потому, что нашлись люди среди военных, которые упорно не поверили и помогли заткнуть рты обвинителям. Кого-то припугнули, кому-то сунули взятку, на кого-то воздействовали "неопровержимой логикой". Всё равно "хвост" от того обвинения тащился вслед за Фланнаганом, и останется с ним, сколько бы ни прошло времени.

Если сейчас Фланнаган признает, что действительно купил бумаги, это так и пойдёт: в очередной раз наш авантюрист Росс Фланнаган попался на своей авантюре! Теперь он, оказывается, купил какие-то документы! Спрашивается: зачем? Уж всяко не с хорошими намерениями. Он же не купил их, чтобы сразу сдать военным властям! Значит, всё-таки он неблагонадёжен, или вообще, сочувствует южанам! Да, именно такой слух потянется следом за бывшим снабженцем. А может быть, и более худший.

Фланнаган осознал, что не может даже спросить у майора, что же это за бумажка, или попытаться обсудить его предложение, потому что косвенно он этим признает свою вину. Чёрт его дёрнул первый раз взяться перепродать оружие! И главное, что на каждой авантюре Фланнаган только терял. Как тут не прийти к выводу, что у пьяницы-сержанта ума больше на такие вещи? "Пусть это будет последней моей авантюрой", - убеждённо подумал Фланнаган. Сейчас ему ничего другого не оставалось, как продолжать разыгрывать из себя мученика, которого второй раз пытаются оклеветать. И хуже всего, что этот честный (Фланнаган был уверен) майор наверняка не поверит. Он ведь абсолютно логично доказал, почему не может быть никакой подставы. Умный человек. Жаль, что именно перед ним приходится ломать комедию. А выбора нет.

Смирившись с тем, что за его словами может последовать что угодно, Фланнаган посмотрел на майора и сухо произнёс:

- Вы предлагаете мне взять на себя вину, чтобы избавить вас от ведения следствия? А мне оставаться с хвостом обвинения в том, что я купил документы, которых на самом деле в глаза не видел?

Вопрос Фланнагана для майора был неприятен, но ожидаем. Конечно, смешно было рассчитывать на то, что выслушав помощника коменданта, подозреваемый разорвет на себе рубаху и покается в совершенном преступлении. Тем более перед фактически незнакомым офицером. Но если снабженцу угодно играть в невиновность…

- Вопрос вашей виновности и невиновности занимает меня мало, мистер Фланнаган, - сказал он совершенно спокойно, но со значением, - мне важны факты, с которыми я работаю, а факты указывают на вас. А что насчет хвоста, - майор холодно усмехнулся, - то хвост обвинения и свобода всегда лучше, чем целое обвинение и позорная смерть. Впрочем, если вы считаете, что мертвый лев лучше живой собаки, - Майлз равнодушно развел руками, показывая, что в таком случае он бессилен.

Немного помолчав, (майор припоминал обстоятельства предыдущего дела Фланнагана, с которым, понятное дело, предварительно ознакомился) он сказал:

- Мне, в общем-то, наплевать на это дело, - откровенно признал он, - если не будет его – мне поручат другое, может, еще даже хуже и отвратительнее, просто интересно – на что или кого вы рассчитываете? Денег у вас нет, против вас свидетельские показания и найденные при обыске улики. Ваше заявление, что улики подброшены, никого не убедят, это явно. А ваши друзья, - Майлз чуть скривил губы, - станут ли они вступаться за человека с настолько подмоченной репутацией – это еще вопрос. Заступничество за человека, обвиненного в государственной измене – это как сообщение с больным черной оспой, можно и заразиться.

Майор вздохнул, в очередной раз подумав до чего же собачья у него работа, и снова сел на свое место.

- Так чего вы боитесь? – спросил он откровенно. – Что я вас обману? Что вы дадите показания, а обвинение все равно не развалится? В этом случае, могу успокоить. Обманывать мне вас незачем, а насчет обвинения, - Майлз пожал плечами, - я напишу в протоколе, что вы сотрудничали со следствием и сразу во всем признались. Приобрели данные по ошибке, но, прочитав толком, убедились в их для себя бесполезности и уничтожили. Обыск ничего не дал, а про инцидент с камином, - майор небрежно махнул рукой, - можно даже и не упоминать. Так что есть вполне реальный шанс отделаться легким испугом. Если нет, тогда я зову своих людей, и вы вместе с сержантом Ганном пойдете в тюрьму.

Майор снова вздохнул и добавил:

- И мне нужны будут показания, так что… Вы понимаете, какие у меня сейчас полномочия в работе с мятежниками, - добавил он с легким сожалением и посмотрел на Фланнагана.

Майлз, действительно, очень не любил бить людей, но понимал, что другого выхода у него просто не останется. Иначе следствию придется туго. Самому снабженцу, может, конечно, и не прилетит (по крайней мере, много), а вот его помощнику будет совсем плохо.

О, какие сейчас могут быть полномочия у майора, Фланнаган прекрасно понимал! И именно это обстоятельство помогло ему укрепиться в своей позиции. Он не терпел угроз. Пусть даже со стороны майора его последняя, недосказанная фраза, и не была угрозой в чистом виде, именно такой смысл она приобрела в глазах Росса Фланнагана. Как чересчур чувствительная на удила лошадь моментально встаёт на дыбы, стоит всаднику дёрнуть повод, так и Фланнаган моментально "взвился".

- Вы считаете, что перспектива быть избитым и униженным вашими людьми должна меня испугать и заставить согласиться с этим нелепым обвинением?!

На этот раз Фланнаган подошёл настолько резко, словно собирался ударить собеседника. Но он лишь остановился перед майором, сжав тонкие губы, и всё его скандинавское лицо сейчас выражало холодный гнев оскорблённого человека. Он действительно был оскорблён. Собственная вина, которую Фланнаган прекрасно сознавал, испарилась перед этой фразой о полномочиях и мятежниках. Можно даже сказать, что с этого момента совесть Росса Фланнагана умолкла и почила, напрочь убитая гордостью. Ему посмели угрожать физической расправой!

- За кого вы меня принимаете, майор? - спросил Фланнаган резко. - Да даже если весь этот материк отвернётся от меня, как от чумного, это не заставит меня подписывать какие-то постыдные бумажки. Говоря вашими словами, майор, не так позорно умереть львом, как позорно скатиться до состояния собаки. По крайней мере, перед самим собой мне краснеть не придётся! Можете бросить меня в застенок, но пока я в трезвом рассудке - вы ничего не добьётесь!

И он категорично взмахнул рукой, отметая даже мысль о том, чтобы поддаться угрозам.

Майор холодно улыбнулся.

- Не горячитесь, мистер Фланнаган, - спокойно ответил он на гневную речь подозреваемого, - вас еще никуда не тащат.

Майлз вытер лоб платком и снова про себя проклял жару. Чертова Атланта, такое пекло в начале лета! Сколько бы лет он не прожил на чертовом Юге, все никак не может привыкнуть к этому жаркому климату. И весна здесь не весна, и зима не зима, и осень не осень - не то, что в Нью-Йорке.… Впрочем, сентиментальные мысли о родном городе ненадолго отвлекли майора от темы разговора. Больно разочаровал его собеседник.

Конечно, Майлз понимал, что для того, чтобы сохранить лицо снабженец будет притворяться. Но лицедейство Фланнагана в этом случае уже перешло всяческие границы. Что он себе позволяет? Перекупил бумаги из архива военного объекта (явно для неблагонадежных целей), сжег их фактически перед носом следствия, а теперь еще и высокомерно воротит нос от предложения помощника коменданта.

Но, будучи человеком редкого хладнокровия, майор пустился в пояснения:

- Запомните на будущее, мистер Фланнаган, - сказал он веско, - я никогда никого не пугаю физической расправой. Если надо драться – значит, я бью сильно, резко и без предупреждения. Так эффективнее, - пояснил он жестко и добавил уже спокойнее, - в настоящий же момент я просто кратко и правдиво ознакомил вас с обстоятельствами дела и поинтересовался, на что вы рассчитываете. Вы мне так не ответили, - развел руками Майлз и вопросительно посмотрел на Фланнагана, - полагаете, что я этого не заслуживаю?

Росс успел уже немного успокоиться. По крайней мере, смог заставить себя мыслить разумно (или почти разумно), а не кидаться в бой, поддавшись гневу.

- Первое: если вы действительно заинтересованы в том, чтобы с наименьшими затратами покончить с этим делом, почему бы вам просто не написать рапорт, в котором указать, что Росс Фланнаган сжёг какие-то бумаги в камине до вашего появления? Вы могли бы указать, что по вашему мнению, это действительно были те самые бумаги, но доказать это вы уже не можете. И уж ваше начальство решало бы без вас, есть ли повод арестовывать меня и притягивать к ответу, или нет. Но вместо того, чтобы поступить так, вы хотите, чтобы я подписал признание. Хотите вынудить меня сознаться и упорствуете в этом. Зачем? - Фланнаган пожал плечами, признавая, что для него ответ очевиден. - Французы ещё в 1789 году вывели такое понятие, как презумпция невиновности. "Каждый предполагается невиновным, пока не установлено обратное". Отсюда вытекает второе: если бы та бумажонка, которую вы подобрали в комнате, действительно была уликой, вы бы должны были первым делом сунуть её в нос подозреваемому, чтобы сломить его сопротивление. Эта бумажка - доказательство моей вины, так? Но вместо того, чтобы уличить меня, вы отказались мне её показать. Что же, я знал, что в этой стране больше нет правосудия, и вы только что это доказали. Вы врёте мне, сэр! Вам или вашему начальству зачем-то нужно, чтобы я сознался в том, чего не делал. Вам даже всё равно, я думаю, виноват ли я на самом деле! Или вы уверены в этом на столько, что даже мысли не хотите допустить о том, что можете разговаривать с честным человеком. Да к тому же вы ещё смеете угрожать мне, а иначе как угрозу я ваши намёки воспринять не могу.

Фланнаган снова шагнул к майору и сказал спокойно, почти мягко, глядя ему прямо в глаза:

- По-вашему, как мне стоит поступить, майор? Тихо согласиться с вашими обвинениями? Забыть про нанесённое мне оскорбление, и про то, что ваши солдаты срывают свою досаду на этом пьяном бедняге, который доверился мне, а я не могу его защитить? Как вы бы поступили на моём месте?

Майор в ответ тоже посмотрел на Фланнагана и четко ответил на поставленный вопрос.

- На вашем месте я бы помалкивал, сэр, чтобы не превратить ситуацию из затруднительной в чрезвычайно сложную, - веско порекомендовал он, - вы слишком горячитесь и говорите глупости. Но за откровенность спасибо. И мне, действительно, всё равно виновны вы или нет, - добавил он справедливости ради.

В последнее время, работая с такими вот упрямыми личностями, Майлз уже успел привыкнуть к тому, что его всячески оскорбляют и пытаются вывести из себя. Помощник коменданта не знал, зачем подозреваемым это нужно, но уже привык не поддаваться. Начнешь яриться – сам ляпнешь чего-нибудь лишнего или приложишь арестанта сильнее, чем надо бы.

Поэтому, благоразумно сдержав гнев, охвативший его при обвинении во лжи подобно тому, как огонь охватывает сухие листья, майор пояснил свое мнение.

- Не стоит считать меня дураком, мистер Фланнаган, - сказал он спокойно. - Зачем мне показывать бумагу, если вы чуть не с порога бросились уверять меня, что вас оболгали и всё подбросили? Бьюсь об заклад, вы будете упорствовать даже на очной ставке. Впрочем, если вы почему-то надеетесь, что я блефую, и против вас нет ли улик, ни свидетелей, то это дело ваше, - майор слегка равнодушно развел руками, - уповайте хоть на вмешательство высших сил, мне без разницы. Что же насчет оскорблений…

Майор сделал паузу, словно раздумывая, стоит ли произносить следующие фразы и не будут ли они являться пресловутым бисером, который не стоит метать перед свиньями, но все же продолжил:

- Я просто сделал вам деловое предложение, от которого честный человек вежливо бы отказался, приняв со смирением все уготованные ему неприятности судебного разбирательства, - прямо сказал он. - Это было бы мужественно и достойно, я бы это понял. Вы же в ответ обозвали меня лжецом. Не знаю, чем объяснить ваше поведение, - заметил майор спокойно, - непомерно раздутой спеси, трусости или иными причинами, мне все равно. Если вам больше нечего сказать, я позову охрану, - оповестил Майлз и поднялся со своего места.

Согласно кивнув, Фланнаган поправил руку на перевязи, постаравшись повернуть кисть, чтобы ремень давил на другой участок кожи.

- Простите, майор, - искренне проговорил он. - Не так давно я уже был под следствием и вынужден был отвечать на несправедливые обвинения в свой адрес. Это ещё свежо, поэтому я вышел из себя. Я не хотел вас оскорбить. И вы правы, мне следовало не забивать вам голову своими выкладками, а с самого начала просто сказать, что ваше предложение для меня неприемлемо. Я понимаю, что с моей стороны крайне наивно о чём-то вас просить, но всё-таки... - Фланнаган вздохнул и бросил взгляд на двери, ведущие в соседнее помещение. - Если это возможно, позвольте мистеру Ганну хотя бы протрезветь, чтобы он мог вразумительно отвечать на вопросы. Я понимаю, что у ваших подчинённых сейчас должны очень чесаться руки, но этот человек слишком много испытал в жизни, и не заслуживает излишней жестокости в свой адрес. А его наверняка изобьют, просто потому, что он оказал сопротивление.

- Изобьют, - утвердительно кивнул майор, - не сомневайтесь.

Причин щадить пьяницу-сержанта помощник коменданта не видел. Пусть даже никаких показаний из него выбить и не удастся, все равно это, по мнению Майлза, не было основанием для того, чтобы оставить его в покое. Больно нахален был фигурант. Насчет самого Фланнагана майор пока сомневался. Если бы тот не прекратил бросаться обвинениями в адрес следователя, тогда точно разделил бы участь своего помощника, но снабженец взял на себя труд извиниться, и хотя майор еще до конца не отозлился, все же бросать его в застенки передумал. Все-таки калека, ветеран войны, ну его…

- Но протрезветь ему дадут, - «великодушно» разрешил майор, подумав, и вызвал охрану. Наказав лейтенанту завершить обыск и закрыть дом, Майлз повернулся к Фланнагану.

- Я забираю вас и мистера Ганна в тюрьму, сэр – сказал он спокойно, - вам нужны будут вещи. Учитывая, что вашему помощнику самому сейчас нужна помощь, может мне дать вам кого-нибудь из своих солдат, чтобы было быстрее?

Фланнаган рассеянно кивнул.

- Да, это будет очень любезно с вашей стороны, - признал он. - Это не займёт много времени. У меня наверху, в спальне, стоит такой маленький саквояж. В нём есть всё необходимое. Я беру его с собой, когда надо отлучиться надолго. И пусть кто-нибудь из ваших солдат сунет туда же чистую рубашку. Они в шкафу.

Оттягивать момент Росс Фланнаган не видел причин. В какой-то мере он уже даже смирился с тем, что придётся снова оказаться в тюрьме. "Нужно было родиться южанином, - подумал Росс про себя. - Тогда было бы как-то логичнее то и дело оказываться в тюрьме северян".

* * *

Уже через сутки после ареста дело Фланнагана передали другому следователю. Но лучше от этого не стало. Кто-то из недоброжелателей Фланнагана явно постарался, сначала натравив на бывшего снабженца майора Майлза, человека резкого и безжалостного по отношению даже к своим соотечественникам, благодаря чему за ним прочно закрепилась слава абсолютного нелицеприятия. Никакой другой следователь на месте Майлза не посмел бы так обращаться с ветераном северной армии. Но когда Майлза постигла неудача, этот же недоброжелатель передал дело Фланнагана человеку ещё более бесцеремонному и злобному. В определённых кругах пошёл устойчивый слух, что однорукого калеку, ветерана войны избили и едва ли не подвергли пыткам во время следствия. Впрочем, стопроцентно этому слуху верить нельзя. С одной стороны, маловероятно, чтобы со своим же северянином по одному лишь подозрению обошлись, как с каким-то паршивым конфедератским мятежником. Да и кто сказал, что демократичные янки применяют у себя на допросах пытки? Чушь какая! Вы ещё скажите, что они грубо обращаются с военнопленными в концлагерях!.. Но с другой стороны, в приёмной губернатора присутствовало достаточно много народу, когда полковник Хейнц, давний приятель Фланнагана, произнёс свою сакраментальную фразу, обращаясь к военному коменданту Атланты:

- Какое право имела военная полиция так обойтись с человеком, который одним из первых добровольно пошёл воевать против мятежников? - Это бы ещё ничего не значило, но полковник добавил: - Позволять бить калеку, потерявшего руку за свою родину! Вам бы следовало подумать, как такие эксцессы отразятся на вашем политическом имидже!

Дней через пять Росс Фланнаган вернулся в свой пустой дом на окраине. А ещё через сутки ему удалось вытащить из тюрьмы слегка "загостившегося" там Натанаэля Ганна. Друзья и связи всё-таки помогли. Да и улика была, прямо скажем, не слишком надёжная, а свидетельские показания при желании всегда можно признать недостаточными, или сфабрикованным. Тем более что Нат, едва протрезвел, повёл себя очень благоразумным образом. Он с абсолютной покорностью и редкостным смирением снёс все побои, не делая попыток сопротивляться. Лишь смотрел иногда на своих мучителей печальными глазами старой собаки, которая терпит и надеется, что хозяева обойдутся пинками и не выкинут её умирать на улицу. На все вопросы Нат упорно твердил, что не помнит, что он там пожёг в камине, и уж тем более не помнит, где взял листок со списком, который достался в качестве трофея майору Майлзу, потому что всю прошедшую неделю был в стельку пьян. Последнее оказалось легко проверить, потому что мистера Ганна действительно несколько раз видели на улице в состоянии "очень навеселе". Нашлись даже свидетели, которые подтвердили, что отставной сержант горазд таскать все бумажки, которые плохо лежат, себе на самокрутки. В общем, показания Ната ничего не разъяснили, но поддержали версию самого Фланнагана о том, что уцелевший листок Нат мог подобрать где-то на улице, в чьей-нибудь лавке или ещё в двадцати местах по всей Атланте. Умные не поверили, но отступили. А что им оставалось? Особенно после громогласных высказываний полковника Хейнца насчёт политического имиджа.

Не то, чтобы Фланнагану удалось выйти сухим из воды. Всё-таки подозрение за ним осталось, но за отсутствием самого архива друзьям удалось добиться освобождения "несправедливо оклеветанного" ветерана. Так что шестой день от момента ареста виновники событий встретили в гостиной всё того же дома на окраине. За время отсутствия хозяев в дом успели забраться мародёры (наверняка, "вольные" негры), разорить буфет и повытаскать остатки гардероба Фланнагана. Но в целом дом не пострадал.

На этот раз в старом кресле сидел Фланнаган, а Нат маялся из угла в угол. У него зверски болел недовыбитый солдатами зуб, справа в верхней челюсти. Хорошо ещё, что боковой, так, что по выражению самого Ната "красоту не портил". Зуб оказался вывернутым под каким-то немыслимым углом, но не выпал, а напротив, держался на своём месте крепче, чем хотелось бы. Челюсть вокруг него распухла, щека тоже. Впрочем, внешность мистера Ганна вообще оставляла желать лучшего, все полученные ушибы и синяки как раз окончательно "расцвели" и физиономия отставного сержанта по степени побитости соперничала разве что с остальными частями тела, скрытыми потрёпанной армейской одеждой.

- Сходи к дантисту, - посоветовал Нату Фланнаган, когда надоело смотреть на его хождения из угла в угол.

- Ну да! - отмахнулся Нат. - Куда я пойду с такой рожей?

- Я почему-то думаю, что к дантисту как раз а такой рожей каждый день кто-нибудь ходит, - рассеянно заметил Фланнаган, после чего с некоторым трудом выбрался из кресла и подошёл к окну.

Нат тут же оказался рядом.

- Как вы себя чувствуете, сэр? - спросил он участливо.

- Я плохо выгляжу? - резковато переспросил будущий мэр Городка.

Честно сказать, по физиономии Фланнагана подтвердить версию о том, что его избили, было нельзя. Хотя двигался он более осторожно, чем обычно, и как-то по-особому бережно поддерживал висящую на кожаной перевязи покалеченную руку. Но на отставного сержанта Фланнаган посмотрел чуть ли не с вызовом. Впрочем, на самого Ната взгляд шефа впечатления не произвёл.

- Не сказать, чтобы слишком хорошо, сэр, - честно признался Нат, после чего полез в рот пальцами, сделав попытку самостоятельно выдернуть зверски мешающий зуб.

Фланнаган не выдержал, схватил его за запястье и выдернул руку Ната из его же рта.

- Прекрати, - строго приказал он, и повторил настойчиво: - Сходи к дантисту.

Нат покорно убрал руку за спину и вытер пальцы о край и без того засаленного кителя. Фланнаган только вздохнул, признав про себя, что пытаться переделать сержанта, перевоспитать или внушить ему хоть что-то, если он сам не хочет - напрасная трата времени. Вернувшись в свой угол и опустившись в кресло, Фланнаган перевёл разговор на другую тему.

- Через несколько дней мы уедем.

- Куда? - живо спросил Нат.

- Пока не знаю, - признался Росс. - Дальше на юг. Куда смогу раздобыть назначение. Мне опостылела эта полуразрушенная Атланта. Может, до войны она и была процветающим городом, но сейчас...

- Кто ж тут виноват? - усмехнувшись, заметил Нат, и тут же скривился. Всё-таки зуб болел, вместе со всей щекой, да ещё прихватывал всю правую сторону лица от лба до подбородка.

- Это ты меня спрашиваешь? - удивился Росс, но тут же остыл и покачал головой. - Да, ты прав. Я бы даже сказал, что ты довольно часто бываешь прав. Кстати, я до сих пор тебя не поблагодарил за то, что ты сделал. - Росс кивнул в сторону задней комнаты, в которой шесть дней назад Нат пожёг злосчастный архив.

- Да не за что, сэр, - откровенно ответил Нат. - Вы меня тоже здорово выручили, когда отмазали от трибунала. Да и с этим делом, если бы не вы, меня могли куда дольше в тюрьме продержать.

Фланнаган кивнул. Так получалось, что у них с Натом складывались странные отношения. Этот пьяница и дебошир то и дело оказывал Фланнагану услуги, и совершенно не делал из этого что-то особенное. Не требовал награды, не предъявлял претензий. Пожалуй, решение заступиться за него в том форту, где Нат в конце своей службы избил старшего офицера, было правильным.

Посозерцав с минуту задумчивого шефа, Нат забрал со стола фуражку и направился к выходу.

- Ты куда собрался? - тут же спросил Фланнаган.

- Сами сказали: сходи к зубодёру, - ответил Нат и, посмеиваясь чему-то, вышел из гостиной.

Эпизод завершён!