Хамство заключенного, наконец-то стало раздражать майора. Что себе возомнил этот бунтовщик? Что он может спокойно и безнаказанно издеваться над следователем и не поплатиться за это? Наверное, если бы Майлзу это было свойственно, он бы сейчас наотмашь ударил подследственного – не со зла, а просто чтобы тот вспомнил, где находится, и укоротил свой не в меру длинный язык. Но, увы, собственноручно бить людей, которые заведомо не могут ответить, майор не мог. Это было противно его натуре, еще не совсем привыкшей к новому роду занятий. Оставалось лишь отдать Сайбера, на «дознание» к кому-нибудь не столь хладнокровному и принципиальному. Кто знает, может этот Элмар только внешне хорошо держится, а стоит хорошенько прижать, и он сознается? Майор подумал над этой возможностью серьезно. Тогда, в Атланте, он, действительно, не имел отношения к избиению Фланнагана, не видя причин обходиться с калекой слишком жестоко из-за каких-то бумаг. Но тут случай был другой. Речь идет об убийстве, а этот Элмар Сайбер слишком упирается, не желая давать показаний, и открыто насмехается над законом. Его следовало наказать для его же собственного блага.

Оставалось только придумать, кому поручить такое деликатное дело. Майор на секунду задумался, припомнив, что ему недавно перевели нового следователя, порекомендовав очень хорошо. Может испробовать его в деле?

Но в любом случае Майлз не собирался отпускать конфедерата просто так, не испробовав всех доводов. Тем более что сейчас новый следователь, наверняка, спит и видит десятый сон.

- Думаете, вы – герой, мистер Сайбер, - так же серьезно продолжил майор, никак не отреагировав на совет отдохнуть, - мученик за святое дело. Спасаете убийцу, который спокойно спрятался в Луизиане, подведя под веревку неповинных людей. Вы думаете, один сидите по этому делу? – майор отрицательно покачал головой и добавил с презрением. - Да какой он после этого рейнджер, защитник сограждан? Какой вы после этого рейнджер?

Есть мнение, что человек должен время от времени "выпускать пар", позволять себе прокричаться, провозмущаться вслух, может даже побить посуду, или чью-то физиономию - и тогда буря из его души изольётся наружу, и ему станет легче. Конечно, это не самое большое из человеческих заблуждений, но очень стойкое. Распалённая страстями душа уподобляется осиному гнезду. Выпусти разъярённых ос наружу - и неизвестно, чем всё закончится, но, ни мира, ни покоя таким способом не добиться. Осы ещё долго будет носиться вокруг, и жалить тех, кто подвернётся. А те, кого они ранят, будут стараться избавиться и от ос, и от потенциального источника угрозы - осиного гнезда. Лучше заткнуть вход в осиное гнездо. Рано или поздно осы либо заснут, либо и вовсе задохнутся.

Воспитанный человек отличается от невоспитанного тем, что он знает: нельзя идти на поводу у страстей. Сохраняя внешнее спокойствие, ты не даёшь оппоненту повода продолжать спор и искать новые поводы себя задеть и обидеть. Одновременно с этим твоя собственная душа привыкает умирять страсти, гасить их и не поддаваться им. Даже если собеседника твоё спокойствие не остановит, ты по крайней мере сам не наделаешь глупостей, не наговоришь лишнего и не поставишь себя в дурацкое положение.

Всё это Элмар знал. Его воспитывали, приучая контролировать такие неполезные вещи, как гнев, злость, раздражение, страх, отчаяние. Эл прекрасно знал, что стоит позволить себе чуть расслабиться - и как через щель в броне, страсть твоя просочится наружу и сделается твоим хозяином. Остановить её будет во сто раз сложнее.

Сейчас, когда Элмар Сайбер позволил себе хамить следователю, остановиться на "достигнутом" ему сделалось куда сложнее, чем если бы он просто сидел с закрытым ртом, или твердил как попугай одно и то же. Поэтому следующая фраза вырвалась помимо его воли, как-то сама, её невозможно было не произнести.

- Если вы столь принципиальны, майор, почему бы вам не попытаться самому найти убийцу, а не хватать ни в чём не повинных людей? - спросил он, подавшись в сторону майора Майлза. - Проще издеваться над невиновными? - Он спохватился, но было поздно, осталось лишь повторить: - Я не знаю, где Нэд Пеппер! - Прозвучало более страстно, чем хотелось бы, но Элмар уже вышел из себя и начал огрызаться, а чем больше он позволял себе огрызаться, тем сложнее было остановиться и прекратить это бессмысленное занятие. - Пересажайте пол Техаса, эта работа как раз для вас. Покажите всем, что на самом деле представляют из себя янки!

Майор холодно улыбнулся.

- Это слова неразумного мальчишки, - сказал он спокойно, - потому что только мальчишке может прийти в голову, что мне есть какое-то дело до мнения обо мне южан. Мне на него плевать, верите вы или нет. Я не собираюсь жить в Техасе вечно.

К слову сказать, Майлз, действительно, верил в то, что говорил. Ему не нравилась его нынешняя работа, и он был более чем уверен, что оставит ее при первой же возможности. Вспышка Элмара не произвела на майора большого впечатления – он слышал от отставных конфедератов и не такое, таща их в тюрьму. Напротив, начальник полиции порадовался тому, что арестант лишился душевного равновесия и перестал следить за словами. Так он вернее мог проболтаться.

- А насчет невиновных я бы поспорил, мистер Сайбер, - сказал он всё так же спокойно, - вы-то уж явно не принадлежите к их числу. Положа руку на сердце, в глубине души вы же понимаете, что виновны, потому и сердитесь. Почему бы вам просто не признать это?

- Майор! - Элмар потёр глаза и в очередной раз отбросил со лба чёлку, но тут же уставил указательный палец на Майлза. - Я не сержусь на вас. Вы бы стали сердиться на руку, которая бьёт вас по щеке? - Он сделал паузу, опустил собственную руку, но договаривать не стал, предоставляя Майлзу самому делать вывод, а потом продолжил: - Давайте сойдёмся на том, что я - неразумный мальчишка, который верит в то, что в этой стране без вины не вешают. - Он глубоко вздохнул, и повторил, наверное, в десятый раз: - Я не знаю, где Нэд Пеппер. Я не знал, что он кого-то убил. Я ничем не могу вам помочь.

Последнее "ничем" Элмар произнёс с нажимом, словно хотел подчеркнуть. После чего откинулся на спинку стула и принялся разглядывать полутёмную комнату, явно потеряв интерес к следователю.

Майор мысленно вздохнул, понимая, что арестанта ему не пробить. Он не поддавался на провокации и твердил как попугай «я ничего не знаю». Разумное поведение с точки зрения Элмара, но больно неудобное для следователя.

Фраза Сайбера про руку понравилась Майлзу, но немного в другом ключе, чем ее произносил подозреваемый. «Тебя же еще никто толком и не бил, - подумал майор, мысленно обращаясь к Элмару, - посмотрим, как ты будешь смиренно и без обид сносить допрос с пристрастием». Окончательно утвердившись во мнении, что арестанта надо подвергнуть жестким мерам воздействия, раз он не понимает человеческих слов, начальник полиции решил завершить допрос и отослать заключенного в камеру. Было бы неплохо продолжить допрос Элмара сейчас, когда он явно зол и не совсем себя контролирует, но проблема была в том, что поднимать с постели своих людей ради какого-то грязного конфедерата, майору не хотелось. Много чести, тем более что допрашивать надо не преступника, а только пособника. С легким разочарованием, Майлз устало потер рукой висок (мерзавец-южанин слегка притомил его своим упрямством) и сказал:

- Очень жаль, что вы не хотите помочь следствию, мистер Сайбер, очень жаль. И в первую очередь жаль вас. Посидите в камере, обдумайте свое положение, может на следующем допросе у вас найдется, что сказать. Ваше дело я передам кому-нибудь из своих следователей. Думаю, что лейтенанту Стенли, вы ведь с ним уже знакомы. Надеюсь, у вас нет возражений? – осведомился майор почти учтиво.

Он вспомнил мать, сидящую у его постели, пока он валялся раненый и не мог даже говорить, её измождённое лицо, похудевшие руки. "Она не перенесёт этого, - совершенно отчётливо, с какой-то убийственной ясностью понял Элмар. - Но я мог умереть несколько месяцев назад! - возразил он сам себе, в отчаянии пытаясь оправдаться... перед своими родными, которые любили его, и которые снова будут страдать, потому что страдает он. - Конечно, умереть от раны, полученной в бою - благороднее, чем быть забитым в тюрьме у янки или повешенным, но у меня нет выбора, - сказал себе Эл. - Бедная мама!.."

Каким бы храбрым ни был Элмар, потомок шотландского рода МакКаберов, и ему не чужды были сомнения и страхи. Тем более, сейчас, когда майор Майлз вывел его из душевного равновесия. И всё-таки Эл постарался мысленно собраться и не показать, что творится у него в душе, ни перед этим янки, ни перед его прихвостнями!

- Мои возражения будут иметь какое-то значение? - спросил Эл, справившись с собой, так что голос прозвучал спокойно и даже легко, с долей беспечности. - Да, я возражаю. Лейтенант Стенли меня совершенно не устраивает, он хам и мерзавец. Но я не думаю, что вы измените своё решение мне в угоду.

- Изменю, мистер Сайбер, - кивнул майор охотно, - изменю. Если вы вспомните хоть что-то полезное для следствия, я буду работать с вами сам, несмотря на занятость. В ином случае, - Майлз пожал плечами, - у меня не будет смысла тратить на вас свое время. А свободных людей у меня нет.

Начальник полиции в который раз подумал, что переводить Стенли в другое место не стоит. Конечно, Френсис глуповат, хамоват, не умеет себя контролировать и, положа руку на сердце, мерзавец каких поискать, но всё же в каком-то плане полезен. Полезен проучить таких вот заносчивых южан, которые не ценят вежливого с собой обращения.

Майор подошел к дверям – он намеревался вызвать конвой, чтобы отправить Сайбера обратно в камеру, но перед этим осведомился:

- Так что вы выбираете, сэр?

Исходя из услышанного и увиденного Майлз почти не сомневался, что Элмар высокомерно откажется, но всё же оставлял ему возможность передумать и сохранить свою шкуру и самолюбие неуязвленными.

- Мне нечего вам сказать, майор, - ответил он.

Свой выбор Элмар Сайбер сделал, оставалось лишь уповать на то, что хватит мужества и терпения вынести то, что ждёт его впереди.

Майор в ответ кивнул – иного ответа он и не ждал.

- Хорошо, мистер Сайбер, - сказал начальник полиции и вызвал конвой.

Достаточно сонные солдаты, которым уже надоело торчать в коридоре, без особых церемоний увели Элмара обратно в камеру, а майор сел за свой стол и, подперев рукой подбородок, принялся думать. Думал начальник полиции о том, что делать дальше. Зацепок в деле было довольно мало. Не зря Майлз потратил столько времени на свидетеля, надеясь узнать хоть что-то. Конечно, во все уголки Техаса были разосланы описания убийцы, а места, где он мог появиться, и вовсе держались под строгим контролем, но всё равно этого было мало. Если бы можно было немного сузить сектор поиска.…

Майор с раздражением подумал о круговой поруке южан. Да, они все повязаны – не скажут властям янки, что видели преступника или где он может находиться, даже если будут знать. Наверное, стоило бы задуматься о собственном поведении военной полиции и ее методах, но Майлз был уверен, что это не при чем. Конфедераты ненавидят янки и, лебезя перед ними, ничего не добьешься. Разве что презрения…

Майор встал и в несколько раз шагами измерил свой кабинет. Он вряд ли кому-то в этом признался, но в прошлом году, в Атланте, служа под началом генерала (тогда еще полковника) Харварда и расследуя дело о погроме в негритянском квартале, он был глубоко не согласен с действиями начальства. Тому не стоило вешать всех схваченных южан по одному подозрению и отсутствию алиби в ту злосчастную первую пятницу августа.… И вот теперь на новом месте, у него самого такая же ситуация. Что делать с этим чертовым Сайбером? Прямых улик против него нет.… Избить его, чтобы было не повадно спорить со следователем и выбросить из тюрьмы вон? Или все же предъявить ему обвинение в пособничестве? Однозначного ответа на этот вопрос у майора не было.

Подумав, Майлз решил, что стоит дождаться результатов второго допроса Элмара и там уже делать выводы. Всё-таки он не первый раз вызывает подозрения в укрывательстве и все-таки может сознаться не только в помощи Пепперу. Конечно, порядочный человек посовестился бы отдавать арестанта такому хаму и мерзавцу как Стенли, но начальник полиции считал Сайбера вполне заслужившим эту кару, поэтому не испытал ни малейшего угрызения совести. Так что потушив лампу, майор вышел из своего кабинета и принялся его запирать, что было не совсем удобно в темноте. Мысли об Элмаре Сайбере и его судьбе он решил выбросить из головы до утра.