- Ничего, - кивнул на слова Августа полковник, - тебе повезло, что вообще к нам вышел, а не к мексиканцам.

По мнению Риддона, удачей было уже то, что мальчишка сориентировался и нашел обратный путь. От переживаний и ран даже взрослый человек легко сбился бы с пути, не говоря уж о парнишке. Тем более что ему пришлось миновать не один военный патруль и идти извилистыми тропами, а не по прямой.

- Хорошо, что ты запомнил, в какую сторону вас вели, - похвалил он техасца, - это всегда нужно делать, иначе обратного пути можно не сыскать. Это несложно сделать, - добавил Риддон, - нужно лишь запомнить, что Солнце всходит на востоке, сейчас примерно в 6 утра, заходит на западе примерно в семь, а в середине дня, примерно в час, стоит на юге. Так же более точно стороны света можно примерно определить по Солнцу и часам, - заметил он и достал из кармана круглые часы на цепочке.

Бережно открыв крышку, он показал мальчишкам циферблат и пояснил:

- Нужно положить часы горизонтально и повернуть так, чтобы часовая стрелка указывала на Солнце. Потом нужно разделить угол между часовой стрелкой и цифрой «12» воображаемой линией пополам и она укажет направление на юг. То же самое можно проделывать ночью с Луной, без разницы, она тоже встает на востоке, - пожал плечами полковник и предупредил, - только если Луна неполная, надо мысленно достроить ее до полной формы, повернуться в сторону неосвещенной части и считать уже оттуда. Если Луна больше половины, то повернуться надо чуть меньше 90º, а если меньше половины, то, значит, больше 90º, но меньше 180º. Это, конечно, очень примерно, особенно здесь, в тропиках, но все же лучше, чем ничего. Можете выйти из палатки и проверить мои слова, кстати, - полковник улыбнулся и, положив часы на стол, пододвинул их своим юным собеседникам.

Наверное, какому-нибудь рациональному военному показалось бы глупым рассказывать мальчишкам вещи, необходимые разве что командиру подразделения, но уж никак не рядовым молоденьким солдатам. Все-таки у тех задача сейчас другая – просто выполнять приказы, не проявляя особой инициативы, да и никаких часов у них явно не имелось. Но Риддон редко противостоял искушению рассказать что-то полезное тому, кто может его услышать. А полезного он знал много, не зря был полевым офицером и бывшим разведчиком.
--------------------------------------------------

Ориентировка при помощи луны и часов:

- Да, сэр! Так всё и есть, - сообщил он.

Август сел и принялся натягивать на ноги сапоги.

- Ага, - подтвердил он, не дожидаясь, когда Риддон что-то ещё скажет. - Хорошие какие часы! Я себе тоже куплю часы, когда заработаю денег. - Покончив с сапогами, он снова залез на стул коленками и принялся разглядывать карту. - Всё-таки я бы мог вспомнить, если только пойму, сколько я прошёл. Что если пойти назад? - Он глянул на полковника и подобрал со стола карандаш. - Вот тут я сегодня ехал на муле, вдоль вот этой гряды. Там заросли и удобно прятаться. И не собьёшься. А на муле я ехал последние дня два. Значит, здесь я видел патруль, который ехал на юг... Точно на юг, потому что дело было на рассвете, проще ориентироваться.

Август провёл кончиком карандаша по карте, стараясь понять, где же всё-таки он смог определить, куда именно надо двигаться. Иными словами, где он перестал идти на юго-восток и свернул прямо в сторону Рио-Гранде.

- Ещё позавчера я наткнулся на парней, которые говорили по-английски, - бормотал он, вспоминая, словно пытался погрузиться в транс и увидеть собственный путь, выудив его образ из подсознания. - Я хотел к ним выйти, но один сказал: "Мы обманем этих американцев", и чертыхнулся. Я подумал, что наверное мне не надо к ним подходить... - Он посмотрел на полковника. - А есть какие-то способы понять, сколько ты прошёл миль? - спросил он.

Похоже было, что Август МакЭлрэй ожидает от американского полковника ответов на любой вопрос.

Конечно, у полковника был ответы далеко не на все вопросы, но на этот (как и на многие другие касающиеся военного дела) он мог спокойно ответить.

- Да, есть, - кивнул он и показал на карту, - это уменьшенная копия окрестностей Рио-Гранде. Уменьшена она примерно в 63360 раз. Значит, каждый отрезок на карте уменьшен в 63360 раз по сравнению с реальным размером.

За время своей службы полковнику не раз приходилось объяснять, как работать с картой своим подчиненным не блещущим образованием (а порой и, увы, сообразительностью тоже). Поэтому он рассказывал подробно и доходчиво. Может, кого-то эта манера Риддона и раздражала, но он предпочитал лучше перегнуть палку с объяснением, чем чего-то недосказать. Ибо не все как юный МакЭлрэй задают вопросы, когда им что-то неясно.

- Таким образом, один дюйм на карте равен 63360 дюймам на местности, - продолжал пояснять полковник, - но так считать неудобно, поэтому мы переводим дюймы в футы. Один фут – это 12 дюймов. Получается в одном дюйме карте 5280 футов. Переводим футы в мили. Одна миля - 5280 футов. Следовательно, в одном дюйме карты у нас одна миля. Поэтому эта карта называется однодюймовая, - сообщил для сведения Риддон и сделал вывод, - таким образом, если прочертить на карте линию пройденного расстояния и измерить ее, то получишь точное количество пройденных миль.

Закончив объяснение, полковник посмотрел на Августа и предложил:

- Так что тебе стоит пометить карандашом примерную линию своего маршрута на карте и обозначить, что и где видел, включая военные патрули и тех парней¸ которые говорили на английском. Тогда будет понятнее. И пусть даже линия будет кривая, - предупредил он, - это нестрашно, кривую тоже можно очень хорошо измерить. А, кстати, больше эти парни ничего не сказали про американцев, которых хотели обмануть? – поинтересовался он мимоходом.

Разумеется, делать какие-то выводы было рано, но все же накануне войны вполне можно было ожидать диверсий со стороны вражеской армии.

- Нет, они мимо проехали. Но точно не мексиканцы, за это поручусь. У одного форма была вот как на нём. - И Август кивнул на Ната, после чего снова углубился в разглядывании карты.

А Нат явно был занят своими мыслями. Он слушал полковника, а сам считал. С математикой у него было неплохо, а расстояние он со своим глазомером уже прикинул по карте. Картина получалась любопытная. Такая любопытная, что Нат не выдержал и решил поделиться вслух.

- Сэр! Тут что-то странное получается. - Он глянул на Августа, но тот явно был сильно занят. - Группа капитана Уайтхеда пропала три недели назад. Отсюда до Ларедо - примерно 170 миль. Ну, чуть поменьше. Даже если идти вдоль реки, хорошим маршем нужно дней девять-десять, чтобы пройти такое расстояние. А если учитывать рельеф местности, то и больше. Не везде прямо пройдёшь. Теперь, если сперва капитан повёл своих людей в Санта-Хуанита, то получается крюк ещё миль на тридцать-сорок. Потом нужно учесть, что сколько-то времени Август с капитаном были в плену, пока их допрашивали, пока Августа отправляли в лазарет. Вряд ли он смог бы в тот же день сбежать, если был в горячке. Так что ещё несколько дней надо надбавить. В общем, не могли они никуда далеко от границы отъезжать. И все эти точки где-то рядом, совсем близко от Рио-Гранде. Иначе Август так быстро обратно бы не выбрался. Тем более что идти со скоростью пехоты на марше он бы не смог. А тот возчик, в фургоне которого он удрал, вряд ли ехал бы несколько дней и не замечал, что у него пассажир в повозке. - Нат пожал плечами и резюмировал: - Вот и выходит, что мексиканцы войска стягивают не только сюда, к Матаморосу. У них вдоль границы ещё есть какие-то части. И они это скрывают даже от пленных, которых всяко отпускать не собирались.

Пока он всё это говорил, Нат несколько раз вспоминал, что что-то ещё надо сказать, но когда договорил - забыл. Это касалось американцев на территории Мексики... Мысль никак не возвращалась, и Нат пока отставил её в сторону, решив. что если что-то важное - само потом вспомнится.

Нат - плантатор


А это - его конь

На слова Ната полковник сосредоточенно кивнул. Солдат говорил верно, тем более что только вчера на офицерском собрании они обсуждали полученную от перебежчика информацию о подозрительной активности в районе Ларедо. Это волновало полковника, так как это создавало возможность окружения форта с севера. Районы юга Техаса пустынны, так что если провести марш-бросок на пару сотен миль, то можно успешно окружить форт Техас и ударить одновременно с севера и с юга, отрезав его от Пойнт-Исабели. А, учитывая недостроенность крепости и малую численность гарнизона, вырваться из окружения будет сложно. Но вчера офицеры подвергли сомнению слова перебежчика, сказав, что информация не проверена. А сегодня вот объявился Август, чьи показания туманно, но все же говорят примерно о том же.

- Ты прав, Нат, - одобрительно кивнул на его слова полковник, - но знать бы, зачем мексиканцы так растягивают свои позиции... А каких-то особых примет того американца в форме ты не запомнил? – спросил он уже у Августа, все еще задумчиво рассматривая карту. – Особенности речи, поведения, знаки отличия?

Если Август встретил этих подозрительных парней два дня назад, то, наверное, они уже прибыли сюда и болтаются где-то в окрестностях. Лазутчик явно надел форму американского солдата не для того, чтобы в ней красоваться перед мексиканскими девушками.… А может это вообще предатель, передающий сведения мексиканцам. Даже скорее всего предатель, потому что не стали бы мексиканцы между собой разговаривать по-английски. «Еще не легче, - подумал полковник мрачно и стал дожидаться ответа Августа. Хотя рассчитывать, что пацан сможет что-либо вспомнить, наверное, бесполезно. Люди в форме в каком-то плане все друг на друга похожи.

- Да, они были в такой же вот форме. - Он ткнул, не глядя, пальцем в Ната. - И ещё один называл другого не то О'Рили, не то О'Рели. Я думаю, что он ирландец. У нас в Галвестоне жили ирландцы, целая семья. Точно, ирландцы! Или прикидываются.

- Сэр! Я должен был это раньше вспомнить... Мы только ещё пришли сюда, когда дезертировали два ирландских парня из той роты, в которую определили меня. Одного из них звали Патрик О'Рили. Я запомнил, потому что о нём много говорили потом, вроде как он был капралом и ссорился с кем-то из старших офицеров из-за того, что католикам не позволяют ходить через границу, на мессу. Там церковь есть на окраине Матамороса, куда они все и просились. А на днях я зашёл в свободное время поболтать с ребятами из той роты, в которой был раньше... Они там передавали друг другу листовку, которую якобы прислал О'Рили, чтобы все католики переходили на сторону мексиканцев. Ну, ребята посмеялись и сказали, что это бред. И листовку эту сожгли. Я и не стал никому ничего говорить.

Нат почувствовал себя виновато. Он ведь не знал точно, сколько таких листков ходит среди солдат. К тому же, листовка от перебежчика - достаточно серьёзный факт, чтобы о нём задумалось начальство. Но Нат не был доносчиком и поскольку его бывшие товарищи сами на его глазах кинули эту провокационную бумажку в костёр, он не стал этим заморачиваться. Теперь юный мистер Ганн мучился сомнениями, должен он был раньше доложить о том, что видел, или нет. "Надо было хоть с капитаном посоветоваться", - с досадой подумал он.

Нат - плантатор


А это - его конь

Полковник нахмурился. Не тому факту, что Нат Ганн ничего не сказал начальству, а тому, что мексиканцы занимаются подстрекательством. И надо сказать, что их подстрекательство имеет все шансы на успех и по многим причинам. Причины войны с Мексикой не так очевидны, как хотелось бы, а солдаты довольно бедны, да и глупы. Но, в любом случае, об этом случае надо дать знать другим офицерам и начальству.

- Диверсия, значит, - подвел итог Риддон и решительно встал со своего места. Подойдя к выходу из палатки, полковник попросил адъютанта позвать всех своих офицеров для небольшого совета.

Вернувшись, он заглянул, как у Августа обстоят дела с картой, и пояснил:

- Терпеть не могу дезертиров. У нас из Саванны целый полк из одних ирландцев встал в ружье, но что-то я не слышал, чтобы они просились на мессу во вражеский город... Что хоть обещают в этих листовках? – спросил Риддон у Ната, слегка успокоившись.

- Там говорилось, что обращается ко всем свой брат-католик, - вспомнил он. - И что религия - самое главное, о чём человек должен думать. Потом про погромы в Бостоне и Филадельфии, где якобы пожгли католические храмы. Вроде как: "Вы не можете присоединиться к тем, кто будет разрушать католические храмы ваших братьев по вере". А дальше - "приходите к нам, мексиканцы наши братья, гостеприимно встретят и оценят вас по достоинству". Ещё там было о том, что ирландцы сбежали от британского жестокости правительства и вступили в армию Штатов. А тут снова жестокость против невинных жителей Мексики.

Сейчас, когда Нат вспоминал текст, он только укреплялся в мысли, что надо было сразу поговорить об этом с капитаном О'Донеллом. Мужественно поборов охватившие его стыд и раскаяние, он договорил:

- А в конце призыв, что пора-де каждому выбрать сторону добра или зла, и понятное дело, что храбрый человек должен выбрать Мексику. Как-то так, - закончил он, справившись с желанием опустить голову. Но всё равно покраснел и прикусил губу.

Август тоже закончил, оставил карандаш и посмотрел на полковника. Линия получилась довольно кривая и приблизительная, но Август учёл замечание Ната и старался быть объективным. В сторону Монтеррея или Солтилло он всё-таки не "ушёл". Путь пролегал на незначительном отдалении от Рио-Гранде. Август старался ориентироваться на естественные препятствия вроде гор, ручьёв, оврагов и тому подобного, хотя и не мог поручиться, что везде повторил свой путь верно.

Текст листовки (перевод и оригинал)

Полковник посмотрел на смутившегося солдата и грустно усмехнулся. Тот переживал, словно сам был дезертиром. Однако сказать что-то по этому поводу Риддон не успел, так как в его палатку стремительным шагом вошел высокий рыжеволосый офицер, примерно тридцати пяти лет.

- Простите, что без доклада, полковник, - извинился он поспешно и тут же стал объяснять причины своего поступка, отчаянно жестикулируя, - вы не поверите, что произошло. У меня тут вести о пропавшей группе капитана Уайтхеда…

Заметив, что у начальства посторонние, капитан О’Доннелл (а это был именно он) осекся и вопросительно посмотрел на полковника. Тот спокойно кивнул:

- Да, я знаю, капитан, - сказал Риддон, вопреки обыкновению не рассердившись на бесцеремонность подчиненного, и кивнул на Августа, - мистер МакЭлрэй, человек Уайтхеда, мне уже все рассказал. И даже успел нарисовать кое-что на карте. Здесь и здесь, - полковник ткнул в карту, - обнаружились мексиканцы.

- Зачем они там засели? – озабочено заметил капитан и, бросив выразительный взгляд на полковника, уточнил:- Поэтому вы собираете офицеров?

В другое время О’Доннелл не преминул бы сразу начать излагать полковнику свои версии и предложения, но сейчас он, памятуя о посторонних, сдержался. Все-таки военные операции в присутствии рядовых (да еще и вернувшихся из плена) не обсуждают.

Полковник отрицательно покачал головой в ответ на вопрос своего разведчика.

- Нет, вообще-то у нас в полку обнаружилось подстрекательство к измене. Дезертир О’Рили прислал нашим солдатам листовки, в которых призывает перейти на сторону Мексики.

Риддон почти дословно пересказал капитану текст листовки и серьезно спросил:

- Вот, ты, ирландец, католик, что думаешь об этом призыве?

О’Доннелл вздохнул, словно удерживая язык от резкостей.

- Полковник, - сказал он возмущенно, - я знаю, вы не любите, когда я сквернословлю, но более мягкого слова чем «ублюдки» я просто не в силах подобрать. Это мексиканцы-то сторона добра? Расстреливающие сдавшихся в плен, устраивающие массовые казни, не позволяющие даже похоронить покойных врагов по христианским обычаям? Вместо того чтобы вспоминать погромы в Бостоне семидесятилетней давности, лучше бы вспомнили об этом. Разве можно постоянно вспоминать старые обиды? Вот, вы, полковник, сын англичанина, приверженец англиканской церкви, потомок семьи, которая столетиями воевала с Ирландией, но разве хоть один католик подвергался у нас в полку гонениям по религиозным причинам? Бред…

Капитан выдохнул от избытка чувств и осведомился у полковника уже чуть спокойнее:

- А известно как эти листовки, призывающие ирландцев к предательству, попадают к нам в лагерь?

Риддон снова отрицательно покачал головой и посмотрел на Ната:

- Парни не говорили, кто принес эти бумажки? – спросил он у него.

- Нет, сэр. Мне не пришло в голову спросить, - признался он честно, и на всякий случай покосился на капитана.

О'Донелл Нату нравился, от чего стыдно было ещё сильнее. Правда, и на этот раз Нат с собой справился, не отвёл взгляда и даже почти не покраснел. Ему самому не нравилось, что он так эмоционально реагирует и вынужден бороться с собственным смущением. На самом-то деле он готов был из кожи вон вылезти, чтобы принести пользу. Тем более, таким людям, как полковник или капитан О'Донелл.

Нат, кстати, сам себя считал католиком. Стал им совсем недавно, после того, как столкнулся с одним полковым священником. Это была целая драматическая история, связанная с майором Данди и наказанием. Но поскольку никто пока Ната не спрашивал об обстоятельствах перехода в другую веру, он и помалкивал. И вообще, считал это глубоко личным делом.

Добавлять что-то ещё Нат не посчитал возможным, зато вмешался Август. С картой он покончил, и теперь заинтересовался новым военным в палатке полковника.

- А почему бы вам просто не спросить тех парней, которые пожгли листовку, кто им её дал? - спросил он с присущей себе наивной прямотой, которую впоследствии так и пронёс как знамя через всю жизнь. - Если они честные патриоты, то должны честно ответить.

Мнение техасского мальчишки, вчерашнего уличного хулигана, было, конечно, самым "необходимым" в разговоре со старшими офицерами. Но Нат лишь посмотрел на мистера МакЭлрэя с лёгкой улыбкой. Пацан отличался жизненной энергией и вызывал сочувствие из-за всех своих злоключений. Так что само собой, вызывал симпатию у рядового Ганна.

Нат - плантатор


А это - его конь

Своей непосредственностью Август вызвал симпатию не только у рядового Ганна, но и капитана О’Доннелла. Он рассмеялся и одобрительно хлопнул юного техасца рукой по плечу, как обычно, немного не рассчитав своей медвежьей силы.

- Молодец! – сказал он одобрительно. – Так и поступим.

Сердится на вмешательство МакЭлрэя Кевин О’Доннелл, разумеется, не подумал. Капитан верил полковнику Риддону и знал, что тот никогда ничего не делает просто так. Если ему угодно вести такие разговоры в присутствии рядовых, значит, последние того стоят. Возможно, со стороны ирландца это было проявлением слепой веры к суждениям командира, который тоже был человеком и тоже мог ошибаться, но, будучи человеком откровенным и пылким, что в неприязни, что в привязанностях, он был беззаветно предан полковнику.

Риддон тоже слегка усмехнулся и сказал:

- Для того я и собираю офицеров. Нужно расспросить солдат и провести среди них разъяснительную работу.

Взглянув на часы и убедившись, что они подчиненные на подходе, полковник пришел к выводу, что пора прощаться с рядовыми.

- Что ж, - сказал он серьезно, обращаясь к юным солдатам, - сегодня вы оказали своей армии и мне лично неоценимую услугу, сообщив данные о противнике. От лица командования благодарю за это. Вы все сделали правильно. Тебя, Август, я вообще бы забрал к себе в полк, но боюсь, техасская милиция мне этого не простит, - добавил полковник с легкой улыбкой и пожал рядовым руки: сначала МакЭлрэю, потом Ганну.

Возможно, было бы достаточно просто козырнуть, но Риддон, действительно, был признателен своим солдатам за добытые сведения, так что счел нужным оказать тот знак внимания, которого они, по его мнению, заслуживали.

Однако, памятуя о назначенном собрании, полковник не стал тянуть время.

- Нат! Проводи мистера МакЭлрэя в лазарет, - приказал он, - пусть посмотрят его раны, а потом после офицерского собрания зайди ко мне.

Риддон подумал, что во избежание слухов, что Нат попал в «любимчики» командира (которые могут повредить, в первую очередь, самому Ганну), надо постараться не таскать этого рядового за собой так часто, но сейчас, в связи с открывшимся обстоятельствами, ему, действительно, было важно кое-что сказать этому солдату.

- Я попрошусь к капитану Джеку, - высказал напоследок Август, всё ещё на что-то надеясь. - Тогда так и так буду рядом с вашим полком, сэр!

Нат взял его за рукав и вытянул из палатки. Ему самому нужно было прийти в себя. Рукопожатие полковника Ната конечно приятно согрело. Ему ужасно хотелось, чтобы сам Генри Риддон был им доволен. И повод радоваться был. Полковник же сказал, что они оказали армии и ему лично большую услугу. Вот только Нат уже в девятнадцатилетнем возрасте свои собственные деяния оценивал весьма критически. Он наделал кучу ошибок, и хотя в конечном итоге вроде как заслужил благодарность, на самом деле мог всё сделать вовремя и гораздо лучше.

Провожая Августа в полковой лазарет и отвечая на его беспечные вопросы, Нат размышлял о том, насколько трудно всё-таки быть хорошим солдатом. Ему не хватало опыта. Когда он только пришёл в армию, Нату казалось, что он уже достаточно много из себя представляет. Он был силён, вынослив (для восемнадцати лет, конечно же), наблюдателен и честен. Но это было далеко не всё, что нужно. И армейская жизнь живо начала разбивать его иллюзии относительно самого себя. Нат даже завидовал сейчас техасцу МакЭлрэю. Тот явно гордился собой и не испытывал никаких затруднений в своём общении с внешним миром.

Подождав, пока полковой врач осмотрит юного техасца, чтобы в случае расспросов полковника дать внятные ответы, Нат попрощался, наконец, с Августом и вернулся обратно. Всё время совета он скромно дожидался снаружи, в стороне от палатки, чтобы не маячить ни у кого на глазах. Нат был свободен минимум до следующего караула, и хотя болтаться без дела не привык, на этот раз позволил себе прятаться в тени, не привлекая внимания, лишь бы не упустить, когда полковник освободится. Заодно Нат постарался хорошенько обдумать, не забыл ли он ещё чего-нибудь важного. Но как на грех, обычно важное вспоминается, когда кто-то заведёт об этом речь. Смирившись с этим положением, Нат дождался, когда офицеры разойдутся, после чего скромно попросил адъютанта напомнить полковнику, что тот его звал. И только после приглашения войти снова появился перед полковником Генри Риддоном.

Нат - плантатор


А это - его конь

В этот момент полковник как раз приводил в порядок бумаги на своем столе. Кивнув подчиненному: «Заходи, Нат», он продолжил свое занятие.

Риддон курил, что само по себе было настораживающим признаком – полковник курил редко, только когда нервничал. Впрочем, нервничать было отчего – они с капитаном О’Доннеллом решили провернуть одну рискованную операцию, которая могла принести как отменный результат, так и сокрушительное поражение. Полковник, разумеется, собирался поставить генеральный штаб в известность о своих действиях, но все же его не покидало чувство беспокойства. Правильно ли он делает, одобряя план взбалмошного капитана сделать вылазку в лагерь противника? Разумом Риддон сомневался, но интуицией понимал – если у кого-то и есть шансы осуществить этот дерзкий план, то это Кевин О’Донелл. И вовсе не потому, что тот как-то по-особому талантлив, нет - просто капитан – любимец фортуны и счастливчик. Ему всегда везло в подобных операциях и, возможно, будет везти впредь. Если же нет.… Если нет, полковник до конца жизни не простит себе ни потери разведгруппы, ни политического скандала.

Риддон вздохнул, отвлекаясь от грустных мыслей, и бросил окурок в пепельницу. Он ведь вызвал себе Ната не для того, чтобы молчать и грызть себя за рискованные решения.

- Как у тебя дела в новой роте, рядовой Ганн? – спросил полковник, аккуратно складывая многострадальную карту окрестностей Рио-Гранде и искоса посмотрел на Ната. – Как тебе новый командир?

- Капитан О'Донелл - очень хороший командир, сэр, - прямо ответил Нат. - И люди у него отличные, с большим опытом. Мне до них далеко, но приняли меня хорошо. Уж сам не знаю, за что, - признался он. - Я всё сделаю, что оправдать ваше доверие, и не подведу капитана.

Нат вспомнил о своих собственных просчётах, и чуть было снова не кинулся в самокопания. Но всё-таки сдержался. Ему хватало ума понять, что от самокопаний нет никакого толка. Ошибки нужно учитывать и не повторять. А в извинениях и моральном самобичевании смысла немного. Вот если сам полковник придёт к выводу, что Нат заслужил наказание за глупость и ротозейство - тогда другое дело. От полковника Риддона Нат мог бы принять что угодно, любую кару. Во всяком случае, так он сам считал.

Нат - плантатор


А это - его конь

Разумеется, Риддон не собирался переводить Ната в другой полк (еще чего не хватало!) и уж тем более, за что-то там его карать. Он вообще не увидел в действиях Ганна никакой ошибки и единственное за что точно бы выбранил его – так это за бесконечные самокопания.

Полковник пригласил своего юного подчиненного по другой причине, о которой не преминул ему сообщить.

- Если штаб даст свое одобрение, ваша рота пойдет в разведку,- заметил Риддон спокойным тоном и, откинув край палатки, помахал рукой, выгоняя наружу табачный дым, - часть в район Ларедо, чтобы проверить как там обстоят дела, а часть в Матаморос, чтобы взять там «языка».

Полковник промолчал, и, закрепив край палатки так, чтобы сухой тропический воздух проникал внутрь, подошел к Нату:

- Вот я и спрашиваю, - пояснил он, - как тебе твой командир и нет ли желания ему перечить. Возможно, этот вопрос покажется тебе глупым, - добавил Риддон, внимательно посмотрев на подчиненного, - но правдивый ответ на него для меня важен.

Наверное, даже взрослому офицеру вопрос полковника показался бы странным – всем известно, что рядовой должен беспрекословно выполнять приказы старших командиров, независимо от того, нравится ему вышеупомянутый командир или нет. Но Риддон знал, что делал. Он лично забросил в разведроту молодого солдата и чувствовал за него ответственность. А капитан О’Доннелл при всем своем очаровании, не очень-то годился на роль наставника. Нет, конечно, капитан не был злым и охотно учил своих солдат всему, что знает. Например, ему не составило бы особого труда объяснить рядовому, как грамотно снять часового с поста или обучить тайным знакам, которыми сообщаются между собой разведчики на задании, но душевной чуткости объяснить какие-либо более тонкие вещи, у него явно бы не хватило.

- Перечить - нет, - сказал он через паузу. - Ну, может быть, самую малость. Мне кажется, что я быстрее набрался бы опыта, если бы чаще выполнял всякие важные поручения. - Нату самому стало смешно от собственной претензии, но он от неё не отказался. Как человеку достаточно юному, ему действительно хотелось попробовать всё, И как можно быстрее. - Хотя к капитану иногда трудно обратиться с вопросом, - признался он тем не менее. - То есть, трудно не потому, что капитан не выслушает, а, наверное, потому, что... - Нат затруднился выразить свою мысль, но всё-таки закончил фразу: - Но, в общем-то, армия ведь не то место, где разговаривают на личные темы. И можно при случае обратиться к полковому священнику.

Пожалуй, он наговорил даже многовато. Но Нат не мог не быть откровенным с полковником Риддоном. Как и капитан О'Донелл, Нат Ганн успел уже полюбить Генри Риддона всей душой. Этого седоватого, строгого человека невозможно было обманывать. Почему-то Нату казалось, что он и недосказанное способен увидеть сам.

Нат - плантатор


А это - его конь

Полковник был достаточно проницательным человеком, чтобы читать людей как книги, но все же не ясновидящим. Поэтому и задавал свои наводящие вопросы, чтобы во всем разобраться. Откровенный ответ Ната ему понравился, и он кивнул в знак подтверждения:

- Да, армия не место для личных бесед, скорее, это место для смерти, - подтвердил Риддон задумчиво, - что же касается важных поручений…

Полковник отвлекся от своих мыслей и слегка похлопал своего юного солдата по плечу.

- Молодость всегда спешит, - улыбнулся он и добавил уже серьезнее, - честно сказать, не знаю, в какую группу тебя определит капитан, это он будет решать, но куда бы не определил, тебе нужно знать кое-что. В разведгруппу неинициативных не берут, - заметил полковник со значением, - так что перед заданием командир обычно проводит обсуждение, ставит боевую задачу и советуется с личным составом. Здесь можно высказывать свое мнение, даже спорить, если захочется, капитан за это не карает, но, - полковник поднял вверх палец, - при выполнении задания приказы командира выполняются беспрекословно, без малейшего сомнения. Догадываешься, почему? – спросил Риддон и внимательно посмотрел на подчиненного.

- Да, сэр, я понимаю. То есть, думаю, что понимаю, - проговорил он, всё-таки чуть заволновавшись. Наверное, и потому, что ответ был важен для него самого, и потому, что он боялся показаться дураком в глазах полковника. - В бою должна быть одна голова. Там уже не до споров. Чуть промедлишь - и могут пропасть все, - договорил он медленно, но чётко, стараясь правильно сформулировать собственную мысль.

На самом деле Нат не смог вот так запросто поверить, что капитан позволит спорить с собой какому-то новичку. Наверное, сказывался предыдущий не слишком удачный опыт. Конечно, вряд ли капитан О'Донелл за несогласие с собой прикажет пороть перед строем. Но Нат был ещё слишком молод и сам не понимал, какое прилипчивое впечатление оставило в его душе противостояние с майором Данди. В каждом конкретном случае, когда нужно было прямо сейчас что-то доказать, Нат легко перебарывал этот подсознательный страх, переступал через него, потому что видел конкретную цель, например, вора-погонщика, сбывающего армейское имущество мексиканцам. Но чисто теоретически, когда здесь и сейчас спорить не было нужды, он невольно робел перед возможностью нарваться на ещё одну порку. Нат боялся не столько физической боли, сколько пережитого стыда, и избавиться от впечатления пока не мог.

Но одно своё сомнение Нат всё-таки смог сформулировать прямо сейчас. Наверное, потому, что оно имело для Ната Ганна чисто прикладное, практическое значение.

- Сэр! Иногда уже во время боя мне кажется, что с моей стороны лучше видно, что надо сделать, - сказал он, не затягивая паузу. - А обсуждать это с командиром нет ни времени, ни возможности. Как тут быть? На свой страх нарушить приказ, или всё равно действовать, как сказал командир?

Конечно, вопрос был глупым. Всех ситуаций не предусмотришь, так что и выдать конкретное указание, которое помогло бы раз и навсегда, было невозможно. Но Нат всё время забегал вперёд в своём желании узнать и постичь как можно больше и быстрее.

Нат - плантатор


А это - его конь

Полковник добродушно усмехнулся – он ждал этого вопроса. Более того – Риддон специально осведомился в начале беседы нет ли у Ната желания перечить командиру, потому что сразу заподозрил в парне слишком бурную склонность в инициативе. Не то, чтобы это было плохо – нет, вялые и бесхарактерные нужны разведке как пятая нога корове, но и слишком много самостоятельности тоже проявлять нельзя. И нужно это было кто-то объяснить своему солдату.

- Мне трудно однозначно ответить на этот вопрос, Нат, - сказал полковник серьезно, перестав улыбаться, - обычно я говорю рядовым, что приказ командира – это святое. Ты правильно отметил, что в бою не до споров, - одобрительно кивнул Риддон, - но не стоит забывать, что солдаты – это люди. И они подвержены страху, который может перерасти в панику. А в панике человек не мыслит здраво. Так что, в идеале, если командир сказал «лежать», значит, надо «лежать», а не куда-то ползти. Если сказал «сидеть в окопе», значит, надо «сидеть в окопе» и не показывать оттуда носа.

Полковник потер рукой висок и грустно сказал:

- Тебе может показаться, что говорю чушь, но мне доводилось видеть, как рядовые выскакивали из окопов, хотя там у них было больше шансов спастись, доводилось видеть, как новобранцы сбивались в кучу при ураганном огне, хотя правильнее было бы рассредоточиться и много другое...

Риддон махнул рукой, словно отгоняя ненужные воспоминания и заключил:

- Молодым всегда кажется, что они сообразительнее старых солдат, хотя у тех просто больше опыта. И из-за своей самоуверенности они часто губят и себя, и других. Так что слишком поощрять непослушание нельзя. Хотя, - справедливости ради признал полковник, - есть такая вещь, как глупые командиры. Что делать, мир не совершен, так что в таких случаях приходится поступать по-своему, чтобы всем было лучше. Так что какой вывод можно сделать из моих слов? – на всякий случай уточнил полковник и внимательно посмотрел на Ната.

Можно было бы, конечно, и самому сказать, но тут работала привычка Риддона учить своих разведчиков с помощью наводящих вопросов и ситуаций. Привычка, от которой ему было уже поздно отказываться.