РУССКАЯ СИБИРЬ И АМЕРИКАНСКИЙ ЗАПАД

Статья 4-я из цикла «Чем Россия отличается от США?»

До ХХ столетия колонизация земель определяла развитие России и США. «История России‚ — утверждал В.О.Ключевский, — есть история страны‚ которая колонизуется»¹. О том же писал Ф.Тёрнер: «Вплоть до наших дней американская история представляет в большей степени историю колонизации великого Запада». Он предложил сравнить его освоение с тем же процессом в других странах, назвав первой Россию. Появилось несколько работ на эту тему, но сравнение с русской колонизацией встречается редко, хотя оно позволяет иначе взглянуть на освоение земель двумя странами.

Рассмотрим сходство и различие в историческом опыте колонизации России и США на примере Сибири и американского Запада во второй половине ХIХ в., в пору активного освоения этих регионов. Под колонизацией имеется в виду освоение земель, в отличие от экспансии — завоевания территорий. Понятие Запада в США менялось по мере освоения континента, поэтому в Америке есть несколько «Западов»: Средний Запад, Северо-­Запад, Юго-Запад, Дальний Запад. В данной работе речь идёт о Западе как о территории западнее реки Миссисипи. В него входят 11 штатов: 3 тихоокеанских (Калифорния, Вашингтон, Орегон) и 8 горных (Монтана, Айдахо, Вайоминг, Колорадо, Нью-Мехико, Аризона, Юта, Невада).

Запад и Сибирь стали национальными символами двух стран. С ними оба народа связывали свои представления о земле обетованной. Американцы стремились реализовать на Западе национальную мечту о равных возможностях для каждого (знаменитая фраза «Go West, young man» журналиста Дж.Соула). В Сибири видели источник богатства для всей страны (Ломоносов говорил, что богатство России Сибирью прирастать будет), а среди крестьян с ХIХ в. бытовала легенда о «сибирском приволье», о Беловодье — месте свободной и благополучной жизни. Правда, у Сибири есть и другой образ — каторги и ссылки.

Сравнение Сибири с Соединёнными Штатами было популярно в России. С открытием золота ей сулили будущее Калифорнии. В 1860-е гг. члены кружка сибирского землячества в Петербурге рассматривали Сибирь как колонию и призывали к её отделению от России по примеру США, за что были осуждены на каторгу. Сибирь называли «наши Соединённые Штаты», а сибиряки изучали американский опыт освоения Запада.

В колонизации Сибири и американского Запада второй половины ХIХ в. можно найти немало сходных черт. Для обоих регионов характерна массовая миграция с участием миллионов людей. Колонизация Сибири, начавшаяся на 250 лет раньше, прошла те же этапы, что и Запад (описанные Ф.Тёрнером): сначала пушной промысел, потом добыча полезных ископаемых, следующий этап — сельскохозяйственное освоение, позднее — индустриализация и урбанизация. Отсюда сходные потоки переселенцев: следом за охотниками и торговцами пушниной шли разведчики недр, купцы и предприниматели, за ними — земледельцы (крестьяне, фермеры), кому и принадлежала главная заслуга в освоении земель. Опыт Сибири подтверждает тезис Тёрнера о большей свободе общества «границы» по сравнению с остальной территорией страны. Совпадают и отрицательные последствия: истребление местного населения, его зависимость от колонизаторов, вымирание, уничтожение флоры и фауны.

Однако, несмотря на внешнее сходство процессов, российская и американская колонизация представляли два разных типа освоения, и за общими чертами кроется качественно иное содержание, поскольку разными были общества, их предпринявшие. Поэтому так различны результаты: Запад США был в основном освоен к началу ХХ в., Сибирь не освоена до сих пор, так и оставшись по преимуществу поставщиком сырья. Конечно, напрашивается возражение: освоению Сибири препятствовали её громадные пространства, превосходящие всю территорию США, и климатические условия, ведь основная часть здешних земель (север Западной Сибири и почти вся Восточная Сибирь) — зона вечной мерзлоты. Но и большая часть Запада, кроме небольших участков Калифорнии, Орегона и Вашингтона — это засушливые зоны, пустыни и горы. Оба региона трудны для освоения, поэтому потребовалось вмешательство государства.

Отличен уже состав мигрантов: в США — это свободные люди, по собственной воле отправившиеся на Запад, чтобы стать независимыми землевладельцами. В Сибирь бежали от крепостничества, произвола государства, но была также значительной принудительная миграция — ссыльные. Только после отмены крепостного права, особенно с 1880х гг., началось массовое переселение крестьян. «За 300 лет владения нашего Сибирью, — писал П.А.Столыпин после поездки в регион, — в ней набралось всего 4,5 млн русского населения, а за последние 15 лет сразу прибыло 3 млн»². Но российская миграция относительно невелика: даже в годы пика (1908 — 650 тыс.) она составляла не более 0,6—0,7% всего аграрного населения страны. Запад заселялся динамичнее. Если население Сибири за полвека (1850—1897 гг.) выросло более чем в 2 раза (с 2,7 млн человек до 5,8 млн), то американского Запада (1850—1900 гг.) — в 22 раза (со 179 тыс. человек до 4 млн). Помимо американцев, на Запад ехали иммигранты (из Скандинавских стран, Германии, Центральной и Восточной Европы), составлявшие до 1/3 переселенцев. В Северной Дакоте в 1890 г. 44,5% населения — иностранного происхождения.

Почти в одно время и в США, и в России было открыто золото: в 1846 г. на р. Лене в районе Бодайбо, в 1848 г. — в Калифорнии недалеко от Сакраменто, однако последствия этих событий различны. «Золотая лихорадка» вызвала первую массовую волну переселенцев на Дальний Запад, стимулировав освоение региона. С весны 1848 г. люди из СанФранциско и окрестностей ушли в горы‚ занявшись старательством.

Открытие золота преобразило штат, возникло много городов, росло число богачей. То же происходило и в других штатах: Колорадо, Неваде, где с открытием в 1859 г. серебра появился г. Вирджиниясити с пятью газетами, роскошными особняками нуворишей, отелями, собственной оперой и даже шекспировским театром.

Однако романтический период пионеровстарателей, описанный в сочинениях Ф.Брет Гарта, оказался коротким. Уже в 1850-е гг. их заменили акционерные компании, т.к. золотодобыча велась c применением механизации и современных технологий.

К началу ХХ в. отрасль оказалась под контролем крупных корпораций, которым принадлежало 90% добычи металлов. Почти все жители штата, как и всей страны, играли на бирже, вкладывая деньги в акции приисков, о чём рассказал Марк Твен в книге «Налегке». Благодаря Калифорнии начали подниматься соседние штаты Невада, Орегон, Айдахо и Аризона.

Алтайский край. Фото О.Костерина

В Сибири горное дело стало вытеснять пушной промысел с ХVIII в. Его центры — Алтайский и Нерчинский край. Заводы по выплавке серебра, меди, свинца, основанные в 1720-х гг. Демидовым на Алтае, в 1747 г. перешли к «кабинету его величества», т.е. в личное владение императора. К ним приписали 137 тыс. душ крепостных. Благодаря серебро­плавильному заводу вырос город Барнаул, не ставший, правда, процветающим, подобно СанФранциско, хотя алтайские заводы в 1860 г. давали 96% выплавки серебра и 80% свинца России. Он был казённым городом с крепостным трудом. Только рядом с казармами и бедными крестьянскими избами появились богатые дома горных инженеров и чиновников — небольшой «уголок Петербурга», как они говорили.

В Нерчинском крае серебро добывали трудом каторжников. Почти все заводы также принадлежали «кабинету». Американский путешественник Джордж Кеннан, побывавший там в 1880-е гг., был поражён неэффективностью производства, воровством чиновников. «Рудники наполовину не работают; сотни каторжников лежат в безделии месяц за месяцем в грязных переполненных камерах», — писал он. Энергичный американец, заключил Кеннан, с капиталом в 10—15 тыс. долларов и с 950 заключёнными, которые в ту пору там использовались, менее чем через два года построил бы новую тюрьму на каждом руднике и через пять лет удвоил, если не учетверил, производственную мощность приисков, не требуя ни доллара от имперской казны.

Посёлок старателей в западных штатах США Фото 1865 г.

В Бодайбо с открытием золота возник крупный центр золотодобычи, куда устремились капиталы и население. Однако золотая горячка, как сообщает знаток Сибири Н.Ядринцев, стала «промысловой чумой», поскольку были забыты земледелие и промышленность. «Золотопромышленность прошла мертвящим ураганом по Томской и Енисейской губерниям и теперь совершает последние подвиги на Олекме, за Байкалом и на Амуре... В сибирских городах золотопромышленность не оставила никаких заметных памятников… не оставила и следа благосостояния в местном крестьянстве»³. Открытие золота в Сибири не привело ни к массовой миграции, ни к процветанию городов. Бодайбо и Нерчинск остались захолустными посёлками.

С отменой крепостного права отрасль, лишившись даровой рабочей силы, оказалась неприбыльной, государство продало часть рудников акционерным компаниям. Ленские прииски, помимо государства, принадлежали ещё семи крупным компаниям, захватившим 80% золотодобычи. Самая мощная среди них — Ленское золотопромышленное товарищество «Лензото». Из­за тяжёлых условий жизни Ленские прииски называли «вольной каторгой». Работали там по 16—18 часов в ледяной воде. У рабочих отбирали паспорта, имя заменял номер расчётной книжки. Расчёт производился один раз в год, зато каждый день бесплатно давали 1/4 литра водки. Большинство рабочих, молодые люди, не выдерживали больше года. В 1880 г. 38% рабочих составляли ссыльные. До 1917 г. на приисках преобладал ручной труд. Американские инженеры, которые по заданию Ленского товарищества вели в начале ХХ в. разведку новых золотоносных жил, были удивлены отсутствием механизации и безуспешно убеждали своих коллег в её необходимости.

Работа старателей. Рудник на Западе США

На примере горного дела видны два разных типа освоения: интенсивный, основанный на механизации, акционерном капитале — на американском Западе, и экстенсивный — в Сибири, где в рудниках использовался ручной труд сначала крепостных и ссыльных, а затем дешёвый наёмный. Если открытие золота и других полезных ископаемых способствовало быстрому освоению Запада, процветанию региона и его жителей, то разработка сибирских недр не прибавила богатства ни населению, ни краю, её плоды растворились в государственной казне и карманах чиновников.

Эти же процессы характерны и для сельско­хозяйственного развития Сибири и Запада. История последнего — это пример интенсивного освоения земель с использованием механизации, современных методов агрономии.

Улица в старожильческой деревне Чама Иркутской губернии. Фото начала XX в.

Быстрее всех на Западе стадию «границы» прошла Калифорния (к 1870—1880 гг.). Она поднялась на «золотой лихорадке», горном деле, но её расцвет связан именно с аграрным хозяйством, чему немало способствовал благоприятный климат. Стремительно росло число ферм (только за 1850-е гг. в 20 раз), площадь культивированной земли и сельскохозяйственное производство. Стоимость фермерской продукции за 1870—1900 гг. увеличилась более чем в 2,5 раза. Калифорния стала полностью снабжать себя зерном, которое раньше ввозила, и заняла второе место в США по производству пшеницы. Она быстро перешла к механизации, став лидером в использовании комбайнов. К началу ХХ в. штат окончательно получил современную специализацию, в которой преобладали незерновые культуры (фрукты, овощи, орехи), уровень его коммерциализации был выше, чем во всех штатах страны.

До 1860 г. американцы пересекали Великие равнины, или Великую американскую пустыню, как тогда называли эти места, устремляясь в Калифорнию и Орегон. Ровная степь с частыми засухами и недостатком воды не привлекала взора переселенцев. «На сотни миль здесь тянется пустынная голая земля, без единого дерева, — только полынь и её сородич — солянка…», — писал Марк Твен, в молодости проезжавший через этот край⁴. Единственное поселение в ту пору — город мормонов Солт­Лейк­Сити в Юте. Земледелие стало возможным здесь только с применением в последней трети ХIХ в. машин, особых методов агрономии и орошения. Мормоны первыми использовали ирригацию, затем она распространилась во всех западных штатах, а лидерство перешло к Калифорнии. Создание ирригационных систем потребовало кооперации независимых переселенцев, а также участия государства.

Ленский старатель. Фото конца XIX в.

К началу ХХ в. фермеры западных штатов приспособились к новым природным условиям, перейдя к коммерческому хозяйству. За 1850—1900 гг. число ферм выросло более чем в 30 раз, а стоимость фермерской продукции только за 1870—1900 гг. — почти в 5 раз. Эти достижения Запада объясняются в первую очередь свободной колонизацией земель, частной собственностью на землю, что оказалось наиболее эффективным способом освоения, поскольку стимулировалась частная инициатива. Переселенцы затратили огромные усилия и тяжёлый труд, чтобы поднять целину, но они работали для себя, поэтому добились успеха. Механизация, современные технологии ускорили процесс.

Освоению Сибири также способствовало массовое переселение крестьян, начавшееся с 1880х гг. Только за 1907—1911 гг. посевная площадь Западной Сибири увеличилась на 52%. Перед Первой мировой войной половина зерна, полученного на освоенных землях, была товарной. К 1911 г. вывоз хлеба вырос по сравнению с концом 1890х гг. в 5 раз, масла — в 12 раз. В начале ХХ в. Сибирь стала превращаться не только в крупного поставщика сельскохозяйственной продукции, но и во внушительный рынок для отечественной и иностранной сельскохозяйственной техники, опережая по её оснащенности европейскую Россию; причём уборочные машины сибиряки выписывали из Америки. В 1913 г. Сибирь давала более 10% пшеницы, ей принадлежало 10% посевов России.

Город Бодайбо на Ленских приисках. Улица Горная. 1907 г.

Однако переселение крестьян всётаки не решило ни проблему освоения Сибири, ни аграрный вопрос всей России, что вынужден был признать Столыпин: «Как ни заманчива мысль воспользоваться переселением для разрешения земельных вопросов в Европейской России, но от этой мечты необходимо отказаться». Переселение, полагал он, могло повлиять на освоение Сибири, если бы в нём участвовало до нескольких миллионов человек в год, но это ослабило бы западную часть России. Аграрный вопрос в России заключался не столько в недостатке земли, сколько в кризисе экстенсивного сельского хозяйства, приведшем страну к системному коллапсу. Освоение же Сибири сдерживалось отсутствием частной собственности на землю, узостью внутреннего рынка, неразвитостью дорог и городов. «Сибирь задыхается под тюком плодов своих за неимением сбыта, — писал современник. — Недавно крестьяне Восточной Сибири не знали, куда деть урожай и пропивали по возу хлеба около кабаков».

Важная роль в колонизации американского Запада и Сибири принадлежала железным дорогам. Первая трансконтинентальная дорога в США была построена в 1869 г., а к концу ХIХ в. в стране действовало уже пять таких дорог, благодаря чему тысячи поселенцев устремились к тихоокеанскому побережью. Железная дорога появлялась порой до переселенцев, стимулируя миграцию и быстрый переход хозяйств к рынку. Единственная трансконтинентальная железная дорога России, Транссиб, вступившая в строй в начале ХХ в., в отличие от частных американских дорог, принадлежала государству. Её главная цель — не экономическая, а политическая: укрепление позиций России на Дальнем Востоке. Дорогу рассматривали как орудие российской экспансии в этом регионе, освоение же Сибири было на втором месте. Уже в конце 1890х гг. она не справлялась с грузовым потоком хлеба, который месяцами ждал своей очереди.

Работа в «разрезе» и промывка золота на Ленских приисках. Фото конца XIX в.

Освоение американского Запада, как заметил А.Тойнби, оказало «варваризующее» влияние на поселенцев. Человека Запада, впервые изображённого в художественной литературе США в конце ХIХ в., один из критиков назвал «англосаксом, вновь впавшим в полудикость». Этот процесс, характерный и для россиян, описали Ф. Тёрнер и В.Г.Короленко. «Дикость захватывает колониста… европейски одетого‚ вооружённого промышленными средствами и способами передвижения, европейски мыслящего. Из железнодорожного вагона она пересаживает его в берестяное каноэ. Она снимает с него цивилизованные одежды и облекает в охотничью куртку и мокасины. Жилищем его становится бревенчатая хижина чироки и ирокезов с традиционным индейским палисадом. Он уже поиндейски возделывает землю и выращивает кукурузу‚ осваивает воинственные выкрики и не хуже индейца снимает скальпы с врагов. Короче говоря‚ среда на "границе” диктовала свои условия. Человек должен был принять их или погибнуть… Постепенно поселенец преобразует окружающую его пустыню; но в результате перестаёт быть европейцем… появляется новый тип — американец».

«...Пока отцы и деды Макара воевали с тайгой, — писал в рассказе "Сон Макара” В.Г.Короленко, сосланный в 1880-е гг. в Якутию, — жгли её огнем, рубили железом, сами они незаметно дичали. Женясь на якутках, они перенимали якутский язык и якутские нравы. Характеристические черты великого русского племени стирались и исчезали. … Макар… иногда ругал других погаными якутами, хотя, правду сказать, сам не отличался от якутов ни привычками, ни образом жизни. По­русски он говорил мало и довольно плохо, одевался в звериные шкуры, носил на ногах торбаса, питался в обычное время одною лепёшкой с настоем кирпичного чая, а в праздники и в других экстренных случаях съедал топлёного масла именно столько, сколько стояло перед ним на столе. Он ездил очень искусно верхом на быках, а в случае болезни призывал шамана, который, беснуясь, со скрежетом кидался на него, стараясь испугать и выгнать из Макара засевшую хворь»⁵.

В представленных отрывках, помимо сходства, видно и различие. Американцы, осваивая Запад, «впали в полудикость», русские за 300 лет колонизации не только одичали, но и «объякутились», «обурятились», изза недостатка женщин беря в жёны местных. В результате ассимиляции пришлого русского населения аборигенами появился особый тип русского — сибиряк­старожил, что наиболее характерно для Восточной Сибири. У него чёрные или тёмные волосы и глаза, более смуглый цвет кожи, более широкие скулы, узкий разрез глаз. Он «холодно­рассудочен и расчётлив», отличается «грубоватостью нравов», а также «страстью к наживе». Чистый русский тип сохранился только у староверов южного Алтая и Забайкалья, не допускавших смешанных браков. Русские перенимали у аборигенов формы хозяйства, одежду, нравы, забывали свой язык, обращались к язычеству, полигамии, шаманизму. Забайкальские казаки перешли от земледелия к скотоводству, пушному промыслу, заимствовав у бурят методы приучения лошадей, правила винокурения и пр. Женщины шили по примеру буряток «яргачи» — козлиные и тарбаганьи шубы. В Верхоленском крае русские ели ту же пищу, что и буряты, без вилок и ножей, из деревянных чашек. Г.Успенский, совершивший поездку в Сибирь в 1888 г., чтобы познакомиться с жизнью переселенцев, с удивлением наблюдал в Тобольске, как сургутский торговец отправлял в рот сырую, ещё живую стерлядь, только что купленную на рынке, со словами: «Сейчас, сейчас обогрею тебя, голубушка. Не торопись! Будешь в тёплом месте!»⁶.

Так завоёванные русскими якуты и буряты мирно, без войны, за три столетия победили колонизаторов. Правда, с началом массовой миграции из европейской России демографическая ситуация в Сибири радикально изменилась: русские стали значительно преобладать над аборигенами, составив 82% населения региона в 1897 г.

Сбор апельсинов на побережье Санта-Анна. Калифорния. 1880-е гг.

Переселенец американского Запада одичал в борьбе с природой и аборигенами, но сохранил основы западной цивилизации, что помогло ему сравнительно быстро освоить новый континент. Более того, в процессе колонизации он выработал собственный образ жизни и культуру, превратившись в американца, что и описал Тёрнер. Однако историк придавал слишком большое значение влиянию среды, полагая, что именно колонизация Запада сыграла важнейшую роль в создании общества и демократии в США. «Американская демократия, — заявил он, — …не была привезена на борту Сара Констант в Вирджинию и Мэйфлауэр в Плимут. Она вышла из американского леса».

Природная среда оказалась вторичной при становлении американской цивилизации, поскольку английские переселенцы приехали в Новый Свет с уже сформированным сознанием раннебуржуазной Великобритании. Пуританские пилигримы ещё на корабле Мэйфлауэр договорились об основах будущего общества. Американская среда лишь дооформила сознание европейца; американец, как заметил историк А.Шлезингерстарший, является «продуктом взаимодействия наследия Старого Света и условий Нового». Очевидно, что демократия США не могла выйти из леса. Освоение Запада лишь развило традиции самоуправления, самоорганизации, свойственные американскому обществу и воспринятые от Британии, поэтому его называют «походной лабораторией политического опыта» и, добавим, демократического. Переселенцы воспроизводили на новых землях привычный порядок.

Запад осваивали не одиночки, но целые сообщества. Американская переселенческая община — это свободная кооперация независимых людей. Прежде чем отправиться в дальний путь, занимавший около пяти месяцев, люди собирались в Сент­Луисе или Индепенденсе, штат Миссури, в большие экспедиции, причём ехали осознанно, после длительных сборов, заранее договариваясь с проводниками. Члены сообщества выбирали руководителей, принимали устав или конституцию, беря обычно за образец конституцию федеральную или штатов. Первое из правил управления Орегонской эмигрантской компанией, которая отправилась в Орегон в 1843 г., гласило: «Каждого мужчину в возрасте 16 и более лет следует рассматривать как законного участника голосования по всем делам, касающимся компании». В других говорилось о порядке избрания совета из девяти членов для разрешения всех конфликтов, а также капитана для военного руководства и поддержания порядка.

В переселенческой общине царили жёсткая дисциплина. Преступников судили судом присяжных, приговор тут же исполнялся. Переселенцы оказались в ситуации постоянного поиска юридических форм, адекватных реальной ситуации, приобретая бесценный опыт, сделавший американцев социально активной нацией. Переселенческая община, самоуправляемая и самоорганизованная, основанная на приоритете закона и прав человека, была микрокосмом самого американского гражданского общества.

Русские переселенцы также ехали чаще общиной, чем в одиночку. Сначала деревня посылала ходоков в Сибирь, чтобы выбрать место, укрепиться. Но это была качественно другая община. Американская община — временная ассоциация независимых людей. Её цель — реализация личных интересов каждого, поэтому люди свободно переходили из одного сообщества в другое, когда их пути расходились. Русская община — устойчивая, замкнутая структура. Главное в ней не каждый, отдельный человек, а целое — сама община, коллектив, живший по принципу «один за всех и все за одного», она — часть традиционного общества с архаичной демократией, основанной на обычном праве, равенстве всех членов, единодушии в принятии решения, взаимопомощи и опеке над слабыми и больными. Её цель — выжить в неблагоприятных условиях.

Американские мигранты передвигались в фургонах‚ запряжённых обычно шестёркой быков. Фургон‚ ставший символом освоения Запада‚ был настоящим домом‚ укрывая в дальней дороге от дождя и снега‚ от стрел индейцев. Русские переселенцы тоже проделывали свой нелёгкий путь целыми караванами повозок в 100 и более семей. Останавливались под открытым небом, питались подаянием. Н.Н.Златовратский в романе «Устои» описал табор из полусотни семей бедных переселенцев: вместо шатров и палаток на вздёрнутых оглоблях — рогожа от солнца и дождя. Никто из крестьян толком не знал пути. Вёл их старый солдат. «Мы за солдатом… Он нас ведёт… Был он там, говорит…»⁷.

В сибирских поселениях Г.Успенский почувствовал «что­то неведомое», чего не мог сначала определить, «не говоря о достатке, который виден в этих просторных постройках сёл и деревень, где нет ни одной соломенной крыши…». Потом, наконец, догадался: «Нет барского дома! …есть человек, проживший на своём веку без малейшей прикосновенности к барскому дому: когда мы, обыватели Европейской России, видели такого крестьянина?»⁸. Отсюда независимость и самостоятельность сибиряка. «Сибирский крестьянин чувствует себя равноправным, он смело входит в комнату, подаёт вам руку, садится с вами за стол и совершенно непринуждённо будет пить чай».

Крестьянина Сибири часто сравнивали с американским фермером. Он не знал крепостного права, гнёта помещиков, свободнее распоряжался землёй, которая передавалась по наследству, отличался независимостью и материальным достатком. Сибиряка порой даже критиковали за расчётливость, склонность к материальной наживе и индивидуализм. Борьба с природой выработала в нём, как и в американском поселенце, сметку, находчивость, дух предприимчивости. Сибирского крестьянина сближает с фермером Запада захватный способ приобретения земли, возможный только при обилии свободных земель и слабости власти, что было свойственно обоим регионам. Он, как и американский скваттер, сам выбирал и расчищал для себя понравившийся участок. «Все односельцы, — отмечал П.П.Семёнов­Тян­Шанский, —
с уважением относились к его правам на росчисти, и… никто не оспаривал этих прав»⁹.

Структура сибирского крестьянства также напоминала структуру американского фермерства преобладанием среднего слоя, а не бедных, что свойственно крестьянству Европейской России. Первый губернатор Енисейской губернии А.П.Степанов писал в 1835 г.: «…Можно вообще сибирских крестьян почесть зажиточными». В среднем на двор приходилось 12 коров, 12 лошадей и 22 овцы. В деревне из ста домов середняки составляли половину, бедняки — 30%, зажиточные — 20%. Уже в первой половине ХIХ в. в Сибири были крупные предприниматели из крестьян. Декабрист барон Розен сообщает, что среди поселян забайкальского Тарбагатая несколько хозяев нажили до 100 тыс. рублей подрядами и доставками хлеба, торговлей с китайцами. Другой декабрист, Н.В.Басаргин, писал И.И.Пущину из Кургана в 1842 г.: «Вы не поверите, как здесь богата округа, есть более десяти человек крестьян, которые имеют до 400 тыс. капитала»¹⁰.

И всётаки между сибиряком и американским фермером существовали серьёзные различия. Крестьянин­сибиряк никогда не имел земли в частной собственности — почти вся земля Азиатской России принадлежала государству. Крестьяне не отличали владение землёй от частной собственности на землю и были сторонниками трудового права: кто работает на земле, тот ею и владеет. Крестьянское обычное право в этом расходилось с государственным, поддерживавшим право частной собственности. Захватное землепользование Сибири — следствие неразвитости самого института частной собственности. Крестьяне считали земельные участки, заимки, своими, поскольку пользовались правом наследственного владения ими. П.Столыпин увидел в порядках землепользования региона черты «первобытной формы земельного владения», «своеобразный архаический строй».

Сбор урожая в штате Вашингтон