Глава 2. Война в жизни индейцев

Война не могла не отразиться на социальных, церемониальных и экономических сторонах жизни индейцев Равнин. Она не была делом лишь одного какого-то класса или только представителей мужского пола. Она касалась каждого члена племени от рождения до смерти. Девочки, так же как и мальчики, зачастую получали свои имена в честь военных подвигов прославленных бойцов. Женщины танцевали со скальпами, восхваляя деяния родственников, а их плач над телом погибшего родича был наиболее эффективным средством для организации карательного похода. Большая часть общеплеменных церемоний была так или иначе связана с войной.

Многие исследователи высказывали предположение, что индейская война несла в себе определенный игровой момент, приводя два основных довода:

1) система подвигов, где убийство врага ценилось не высоко;

2) незначительные потери даже в крупных сражениях.

Стэнли Вестал отмечал, что кровопролитие и убийство не было для индейца главной целью схватки. Воин, если только он не отправлялся в поход, чтобы отомстить за убийство соплеменника, или не сражался, защищая свою семью, делал из войны некую "игру на публику". Он дрался не столько ради того, чтобы нанести урон врагу, сколько ради показа всем своей доблести. Другой исследователь отмечал, что индейская война "трансформировалась в великое игрище, в котором подсчет "ку" на враге часто брал верх над его уничтожением". Проведенный автором данной книги анализ различных столкновений отвергает эту идею, как один из многочисленных мифов, окружающих историю индейских войн. Во-первых, даже несмотря на градацию подвигов, воины всегда стремились убить врага и при благоприятных обстоятельствах никогда не отказывали себе в этом удовольствии, о чем свидетельствуют многочисленные рассказы и воспоминания участников тех далеких событий. Во-вторых, минимальные потери в жестоких боях, по мнению автора, свидетельствуют лишь о великолепной выучке краснокожих бойцов. В защиту этого утверждения говорят битвы с американскими солдатами, чья система подвигов кардинально отличалась от индейской и чьей единственной целью было уничтожение противника. Однако и в этом случае даже при крупномасштабных сражениях потери индейцев, как правило, составляли не более 1-3 десятков воинов. Нападения кавалерии на спящие лагеря краснокожих, во время которых гибло много людей, также, как это ни покажется странным, подтверждают данное утверждение. Во время таких нападений воины бросались на защиту убегающих женщин, детей и стариков, но процент погибших мужчин всегда был минимален, а женщин и детей едва ли можно причислить к боеспособной силе племени. При анализе различных столкновений обращают на себя внимание многочисленные ситуации, в которых воин в одиночку бросался в гущу врагов, скакал вдоль рядов сотен стреляющих в него противников и т.п., оставаясь при этом в живых. Индейцы объясняли такие феномены наличием магической силы, но разгадка кроется именно в том, что индеец был высококлас­сным бойцом, с которым, по словам многих американских офицеров, мало кто мог сравниться.

Многие участники сражений с краснокожими сообщали, что наиболее агрессивными бойцами были юноши от 16 до 25 лет. Рэндолф Мэрси в 1850-х годах отмечал, что на Равнинах даже при не предвещающей неприятностей встрече с молодыми воинами стоит быть особенно внимательными и всегда держаться настороже. Причина этого заключалась в том, что слишком многое в социальной жизни племени зависело от военных заслуг, и молодой человек, не проявивший себя на тропе войны, был никем. Стремясь завоевать общественное признание, молодые воины не раздумывая бросались на самые опасные участки боя, совершая подвиги или погибая. В то же время мужчины среднего возраста, уже добившиеся определенного положения в племени, обычно резко отходили от участия в военных действиях. Оба эти факта -- агрессивность и некоторая показушность в действиях молодежи и отход от военных действий мужчин после 35-40 лет -- достаточно широко освещены в научной литературе. При этом этнографы и историки не увязывают их в единое целое. По мнению автора, данные факты ясно показывают связь между системой подвигов и продвижением человека по социальной лестнице. Именно совершение конкретных подвигов открывало молодому воину путь к тем или иным племенным институтам -- воинским обществам, предводительству военных отрядов, лидерству в общине или племени. Справедливости ради стоит отметить, что для юноши из богатой семьи этот путь в некоторой мере был более простым. Например, его семья могла купить для него место в одном из лидирующих воинских обществ, но, если на его счету не было достаточного количества боевых подвигов, он не мог рассчитывать на роль вождя общины или племени. Следует понимать, что для достижения определенного положения в обществе от индейца требовалось не просто проявить себя на войне, но и совершить ряд конкретных подвигов. Безрассудная молодежь, недавно ступившая на тропу войны, при любой возможности старалась пополнить свой невеликий список заслуг тем или иным подвигом, дававшим им в социальной жизни право претендовать на определенное положение в воинском обществе, общине или племени. Молодые воины в бою разыгрывали "спектакль", быстро перемещаясь с места на место, издавая боевые кличи, эффектно атакуя врагов и бросаясь в самые горячие места сражения. Каждый из них знал, что, если его деяния не будут на устах всего племени, он не сможет стать влиятельным человеком. Подобные действия молодых бойцов могли показаться белому наблюдателю некой замысловатой игрой, но суть их заключалась в ином.

Путь молодого воина был долог и непрост. Следуя ему, он должен был выполнить определенную программу. Например, юноша кайовов, подобно молодым людям из других племен, начинал свою карьеру в возрасте 15-16 лет. В первом походе он выполнял роль прислуги для старших воинов. Годам к 20, а иногда и в первом походе, он совершал какой-либо подвиг и переходил в разряд катайки -- людей, участвовавших в боевых действиях и отличившихся в них. С этого момента он мог вступить в одно из воинских обществ более высокого ранга. В дальнейшем в зависимости от боевых успехов укреплялось и его положение в племени. Если ему удавалось стать заметной фигурой, он мог перейти в разряд тойопки -- предводителей военных отрядов, это обычно происходило годам к 30. С ростом его успехов и влияния все больше бойцов готовы были присоединиться к нему, и он начинал руководить крупными экспедициями. Рангом выше катайки стояли катайсопан -- люди, совершившие не менее четырех величайших подвигов и принимавшие участие во всех типах военных действий. К четырем величайшим подвигам относились: посчитать первый "ку"; атаковать врага, прикрывая отступление соплеменников; спасти соплеменника от атакующих врагов; в одиночку атаковать лидера вражеского отряда, пока не начался всеобщий бой, что было равноценно самоубийству. С этого момента индеец мог быть принят в общество каитсенко, в котором состояло ограниченное число величайших воинов племени. Когда мужчина, выполнив необходимую программу, добивался высокого положения, он мог отойти от военных дел и принять активное участие в социальной жизни племени. Еще Эдвин Дениг в 1854 году отметил тот факт, что достигший высокого положения ассинибойн не только редко хвалился своими подвигами на публике, но и знаки отличия носил лишь во время самых важных племенных собраний и церемоний.

Индейцы Великих равнин никогда не вели войн на полное уничтожение противника. А потому их так удивляла тактика американской армии, постоянно идущей по их следу. Если ситуация была крайне рискованной, опытный воин чаще всего уходил от нее, разумно полагая, что вполне может дождаться дня, когда его враг окажется в более беззащитном положении, чем сегодня. Для отряда, даже довольно крупного, было почетнее вернуться с одним-единственным вражеским скальпом, не потеряв при этом никого из своих бойцов, чем убить дюжину врагов, потеряв одного.

Основными целями индейской войны были: нанесение наибольшего урона противнику с наименьшим риском для себя; захват добычи, которой обычно являлись лучшие лошади; защита своих охотничьих угодий. Среди мотивов каждого воина можно выделить четыре основных: военная слава, оказывавшая огромное влияние на положение мужчины в племенном сообществе; добыча; месть; защита своего народа и охотничьих угодий.

Амбиции мужчины-индейца сводились к своего рода соревнованию с соплеменниками и противниками. Воин желал вызывать восхищение и у тех, и у других, пользоваться авторитетом в племени и превосходить мужчин-соплеменников в количестве убитых врагов, угнанных лошадей, совершенных героических деяний, владеть лучшими скакунами, иметь много жен и хорошее, наполненное всем необходимым жилище. Дух индейского лагеря был таков, что молодежь, отправляясь в военный поход, думала о тех счастливых мгновениях, которые им предстоит испытать. По мнению Гриннела, их отношение к сражениям в чем-то напоминало отношение современного охотника на крупную дичь к преследованию опасной добычи. Такой подход к войне, несомненно, проистекал из системы подвигов, существовавшей среди всех равнинных племен.

Антрополог Ральф Линтон отмечал, что война была основным видом деятельности мужчин, а также главной движущей силой всей индейской культуры. Красивый Щит, шаманка кроу, вспоминала: "Когда не нападали наши враги, на них нападали наши воины, а потому всегда кто-нибудь где-то сражался. Мы, женщины, иногда пытались остановить своих мужчин от походов против врагов, но это было все равно что говорить с зимней вьюгой". Примечательны слова, сказанные вождем команчей в конце XVIII века, после того, как они заключили мирный договор с испанцами. Узнав, что Новую Мексику посетила делегация липанов с целью заключения мира, он попросил испанцев отказать им, иначе у команчей не останется врагов, с которыми можно воевать, и его воины станут изнеженными и женоподобными. Один из стариков так объяснял значение войны для индейцев: "Они, те воины, не были заинтересованы в нанесении врагам сокрушительного удара -- они были заинтересованы лишь в том, чтобы доказать, как сильны они были... Война была вызовом -- вызовом себе и возможностью доказать свою значимость и необходимость себе и другим. Но она также была и вызовом врагам, давая возможность им узнать, что мы были там и не боялись их. Отношение врагов к нам было таким же".

Стэнли Вестал отмечал: "Страсть к престижу была огнем, который поглощал их сердца, и на этом было по­строено все их общество. Для них престиж был всем, и завоевать его можно было на тропе войны". Жизнь мужчины концентрировалась вокруг военных рейдов и набегов. Детям с юного возраста внушали, что смерть в бою, помимо того, что сама по себе почетна, также защищает человека от всех неприятностей, которые ожидают стариков. По словам одного из черноногих, "война была лучшим способом для юноши сделать себе имя".

Человека трусливого или ленивого презирали, его жизнь была полуголодной и трудной. Например, у черноногих во время перекочевки бедным семьям для перевоза поклажи лошадей давали родственники, вожди или амбициозные люди, желавшие посредством своих поступков привлечь сторонников. Если семья обеднела, потому что ее лошадей угнали враги или они погибли от зимних метелей, у нее не было проблем. Но если человек был таковым из-за лени или трусости и не предпринимал попыток поправить своего положения, не присоединялся к военным набегам, ему отказывали со словами: "Пусть идет пешком". Это должно было заставить его задуматься. Художник Джордж Кэтлин однажды едва не лишился своих многочисленных работ, написанных в поселении манданов, когда попытался нарисовать портрет одного из местных щеголей. По словам художника, в поселении жило несколько таких людей. Они никогда не охотились на опасных зверей и не ходили в военные походы, будучи людьми трусливыми. Каждый день вышагивали по деревне, разодетые в лучшие одежды, которые, однако, были сшиты из шкур безопасных животных. В их одеянии не было ни скальпов, ни когтей медведя гризли. "Вожди и воины ни во что не ставят этих чистоплотных и элегантных джентльменов... все племя называет их старухами, или заячьими душами". Но они были столь живописны, что художник не мог отказать себе в удовольствии написать портрет одного из них. Едва он начал рисовать, в его жилище вбежал переводчик и взволнованно сообщил Кэтлину, что он нанес вождям величайшее оскорбление, нарисовав такое ничтожное существо. "Если вы изобразите его на холсте, вы должны тотчас уничтожить их портреты, -- сказал переводчик. -- У вас просто нет выбора, мой дорогой сэр".

Для достижения положения в индейском обществе недостаточно было быть только храбрым -- богатство, за­ключенное в лошадях, магических амулетах и т.п., делало человека не только самостоятельным и независимым, но и давало возможность проявлять благородство по отношению к нуждающимся и тем самым завоевывать сердца последователей. Отсюда видно, насколько важен был экономический мотив войны.

Существовало три основных способа пополнения сво­его табуна: покупка, поимка диких лошадей и воровство у других племен. Покупка требовала материальных затрат. Диких лошадей было довольно мало, а, кроме того, ловля даже одного мустанга требовала большого искусства и определенной удачи. Своровать индеец мог сразу несколько голов. Помимо этого, в отличие от мустанга, уведенная лошадь практически наверняка была объезжена. Опытный боец из племени шайенов Маленький Волк говорил: "Существует мало деяний, которые были бы такими же почетными, как кража лошадей у наших врагов". Кража лучших вражеских скакунов не только повышала статус и состояние воина, но и делала племя богаче и сильнее, а врага слабее.

Одним из серьезных стимулов для присоединения к набегу была бедность, ведь в результате успешного предприятия можно было поправить свое незавидное положение. Не случайно многие, наиболее активные конокрады черноногих происходили из бедных семей. Показательна ситуация, в которой отец юноши из племени кри отговаривал того от присоединения к военному походу. Он пытался остановить сына, говоря, что их семья богата, у него вдоволь прекрасных коней, ему не нужно "словно бедняку рисковать ради них своей жизнью".

Еще одним доказательством важности экономического аспекта войны являлись племенные предпочтения. Например, пауни совершали больше набегов на южные племена -- команчей и кайовов, чем на северные, потому что те владели большими табунами и их лошади были лучше. Черноногие предпочитали отправляться в набеги против кроу и племен Скалистых гор, а против ассинибойнов и кри, не имевших достаточного количества хороших коней, ходили только мстить. Кроу редко отправлялись в походы против ассинибойнов -- только в случае необходимости отомстить за гибель соплеменников. Их основными целями были сиу и черноногие, владевшие большими табунами лошадей. Многие племена не хотели воевать с ассинибойнами и причина тому была экономической -- с них нечего было взять.

В военном походе индеец мог также захватить оружие, пленников, талисманы и церемониальные трубки, представлявшие для краснокожих большую ценность. А во время нападений крупных отрядов на лагеря противника -- одежду, меха, запасы пищи и шкур. Даже при проникновении во вражеский лагерь воин мог отвязать щит, висящий на шесте у палатки, и взять его. Брошенные врагами вещи и оружие победители подбирали и после боя. Военные трофеи оставляли себе и выставляли напоказ на парадах и плясках. Захват в плен американ­ских и мексиканских женщин и детей и их последующая перепродажа белым торговцам была на протяжении XIX века отдельным и весьма доходным бизнесом команчей. Порой военные отряды возвращались в свои лагеря с десятками пленников, за каждого из которых торговцы выплачивали выкуп товарами на сумму от 50 до 200 долларов. Справедливости ради следует отметить, что этот бизнес был свойствен только команчам. Еще одной отличительной их чертой были угоны скота, который они захватывали в огромном количестве на территории США и продавали в Мексике.

Но не только амбиции и добыча вынуждали воина браться за оружие. В начале XIX века один из белых путешественников писал: "Каждое племя имеет своих извечных врагов, за чьи обиды должно мстить кровопролитием. Их война редко ведется открытыми атаками или битвами. Вместо этого они выслеживают друг друга, пока одной из сторон не удается неожиданно напасть и вырезать другую. Атакуя, они издают страшный пронзительный крик, называемый военным кличем. С убитых сдирают скальпы". Берландиер отмечал: "Другой мощный мотивирующий фактор в их войнах -- жажда мести. Этими людьми (индейцами. -- Авт.) скорее движет инстинктивная ярость диких зверей, чем человеческое чувство гнева. Их отцы внушают им идеал мщения с младенчества... Жажда мести сподвигает их совершать карательные рейды, занимающие большую часть жизни. Каждый из друзей убитого врагами мужчины старается начать одну из таковых личных войн. Друг возглавляет отряд мстителей, а его участники с энтузиазмом следуют за ним. Вожди потворствуют этим рискованным вылазкам, которые поддерживают боевой дух среди людей. В действительности, сами вожди часто подстрекают их".

Месть за гибель соплеменника от рук члена другого племени была основным мотивом рейдов за скальпами. Кроме того, по словам индейцев, эти действия ставили целью отбить у противника охоту совершать подобное в будущем. Но, несмотря на частые заявления краснокожих о превентивности рейдов, чем серьезнее были потери противника, тем сильнее оказывался ответный удар. Рэндолф Мэрси отмечал, что индеец "не знает прощения, и оскорбление может быть смыто только кровью". При этом весьма примечательно замечание Вильяма Гамилтона: "Имейте в виду, и это касается всех племен, несмотря на противоположные замечания некоторых авторов, мало знакомых с характером индейца, и равнинного, и горного, -- индеец никогда, ни на мгновение не считает себя агрессором (курсив мой. -- Авт.). Для него достаточно того факта, что погиб кто-то из его соплеменников". О справедливости этого высказывания свидетельствуют многочисленные факты. Существует много историй о том, как начинались войны после гибели одного из воинов, пытавшегося выкрасть лошадей у племени, с которым его народ был в мире. Соплеменники погибшего особо не утруждали себя размышлениями о том, насколько справедливо был наказан конокрад. Была пролита кровь, а этого до­статочно, чтобы собрать отряд мстителей и отправиться в поход.

Большинство исследователей отмечает, что рейды за скальпами были более распространены в первой половине XIX века, тогда как во второй преобладающим мотивом военных походов стали набеги за лошадьми. Но во время набегов конокрадов часто убивали, что заставляло воинов браться за оружие и мстить за потери. Этот замкнутый круг нашел очень точное отражение в словах шаманки кроу по имени Красивый Щит: "Не важно, чья сторона выиграла тот или иной бой -- мы или враги, проигравшие всегда находили возможность нанести ответный удар. Именно из-за желания свести счеты наши мужчины постоянно сражались с врагами, и именно из-за этого желания в лагерях постоянно были люди, скорбящие о павших".

Сиу по имени Стрелок говорил, что достойный мужчина "храбр, чтобы защитить себя и других... Он добр ко всем, особенно к бедным и нуждающимся. Племя смотрит на него, как на своего защитника, и от него ждут, что он будет щитом для женщины". В этой, казалось бы, достаточно простой фразе очень хорошо отражен менталитет краснокожих. По мнению автора, очень важным является понимание устройства индейского общества, где понятие защита в первую очередь распространялось на свою семью, имущество, общину, племя, основной источник пропитания (бизоны), и лишь в последнюю очередь -- на племенные земли. Концепция племени очень четко отражена на примере омахов. Слово уките имело в их языке два значения -- глагол "сражаться" и существительное "племя". Фрэнсис Лафлеш высказал мнение, что существительное произошло именно от глагола, что дает представление о сущности племенной формации. Слово "сражаться" применялось только для обозначения схваток с внешними врагами, где можно было завоевать боевую славу. Стычки, даже кровавые, во время ссор между омахами обозначались другими словами, и никаких заслуг в них не присуждалось. Тем самым оба значения "уките" подразумевали объединение родственных друг другу людей, которые должны защищаться вместе.

Один из современников писал, что индейцы считают дичь, находившуюся на их территории, собственностью и "весьма ревностно относятся к появлению на них чужих охотников, для которых столкновение с ними (хозяевами. -- Авт.) часто бывает фатальным". Вторгшийся враг представлял потенциальную опасность не возможностью закрепиться на привычной для племени территории, а последующими набегами и рейдами на оказавши­еся в окрестностях общины, а также использованием и соответственно сокращением дичи и пригодных для корма лошадей пастбищ. И хотя при сборе превентивного отряда могли звучать такие слова, как изгнать, смысловое значение их заключалось в понятии отогнать от себя на безопасное расстояние, но никак не очистить от врагов принадлежавшие нашему племени земли. Один из белых торговцев, проживший среди индейцев долгие годы, в середине XIX века писал: "Ни одно из этих равнинных племен не заявляет особых прав на какую-либо ограниченную территорию... Если дичь исчезала, они имели право охотиться на нее на любых землях своих врагов, где они смогут защитить себя. Им нужна не земля, а источник пропитания". Более того, из истории договорных взаимоотношений с евро-американцами видно, что понимание принадлежности земель тому или иному племени некоторое время было мало доступно для краснокожих обитателей Равнин. Подписывая первые договоры о продаже земли, они зачастую руководствовались лишь желанием получить обещанные подарки в обмен на отказ появляться в определенном районе.

Тем не менее каждое племя занимало более-менее определенную территорию, которая, однако, четких границ не имела. Многие земли считались нейтральными и оспаривались сразу несколькими племенами, что приводило к жестоким столкновениям между ними. Даже между различными группами внутри племени или союзными племенами не всегда были установлены границы. В период договоров с правительством США из-за этого возникали недоразумения -- одно племя "продавало" земли, на которое претендовало другое. На протяжении всего XIX века племенные территории постоянно менялись в результате усиления или ослабления тех или иных племен. Индейцы никогда не вели политических войн, преследующих цели захвата чужих земель. Если дичь на занимаемой ими территории по каким-то причинам исчезала, они, если полагали, что смогут защитить себя, мигрировали на земли, занимаемые соседними племенами, в результате чего между ними происходили столкновения. Иногда племена создавали союзы, позволяющие охотиться на землях друг друга и совместно отбиваться от врагов. Миграции бизоньих стад, доступ к огромным табунам лошадей и белым торговцам приводили к проникновению на чужие земли и вытеснению более сильными племенами более слабых. Примером может служить изгнание черноногими шошонов с Северных равнин в Скалистые горы, а также длительная война, а затем полный разгром и изгнание падуков (равнинных апачей) команчами в середине XVIII века. Сиу, ставшие впоследствии типичными равнинными индейцами, впервые появились на Равнинах только в послед­ней четверти XVIII века, вытесняемые с востока сильными алгонкинскими племенами. Сперва сиу приходили к селениям арикаров, манданов и хидатсов небольшими, разрозненными и нищими группами, но к 1800 году они уже владели огромными табунами лошадей и могли выставить сотни воинов. Слухи о богатстве сородичей на Равнинах привлекали к ним новые группы сиу с востока, и в начале XIX века это племя стало одним из самых могучих народов Великих равнин. Их постоянно возраста­ющая численность вела к необходимости расширения паст­бищ и охотничьих угодий. Однако захват чужих территорий не был целенаправленной и организованной политикой сиу, а представлял лишь периодические вторжения на чужие земли и вытеснение с них живших там племен. При этом не было и не могло быть централизованного управления вторжением, поскольку оно никогда не было свойственно равнинным народам. Лишь с середины XIX века индейцы начали постепенно понимать необходимость защиты своих территорий, что в результате привело к многочисленным войнам с правительством США.

Несмотря на повсеместные утверждения современников и последующих исследователей о минимальных потерях индейцев в войнах, количество мелких стычек и крупных столкновений было столь велико, что в сумме ежегодные потери племен нередко оказывались огромными. Картина, рисуемая многочисленными исследователями, создает впечатление, что индейская война была не более чем игрой, пусть даже со смертью. Но это иллюзия. Индейцы не могли позволить себе превращать своих мужчин в "пушечное мясо", как это было принято в европейских армиях -- даже небольшие потери в межплеменных стычках для многих племен относительно их численно­сти оказывались весьма чувствительными. Например, Де Смет в 1845 году писал, что в двух схватках с плоскоголовыми на западе черноногие потеряли 21 воина, кри на востоке убили 27 человек и увели очень много лошадей, а кроу на юге практически полностью вырезали целую общину пиеганов Короткие Шкуры, состоявшую из 50 семей (не менее 250 человек). Следует заметить, что Де Смет упомянул только крупные столкновения. Дениг в 1856 го­ду писал, что в войне между кроу и черноногими ежегодно с каждой стороны в результате набегов и рейдов погибает более 100 человек, а если происходят серьезные столкновения между крупными силами, то в них потери каждой из сторон могут составлять от 50 до 100 человек. Ежегодные потери в войне между черноногими и ассинибойнами составляли не менее 40-60 мужчин с каждой стороны. Потери других племен в межплеменных войнах также были значительными. По данным Сэмуэла Эллиса, только за 4 месяца -- с 1 марта по 1 июля 1843 года -- пауни потеряли от рук врагов около 250 человек. Дениг сообщал, что в войне сиу с пауни и арикарами редкое лето проходит без того, чтобы воины сиу не привозили в свои лагеря множество скальпов этих врагов. "Да и в любое другое время года коротки были периоды затишья, когда не проводились пляски со скальпами, а по селению не разносилась монотонная военная песнь, сопровождавшаяся причитаниями тех, чьи друзья пали в битве. Их враги, тем не менее, тоже не ленились. Не проходило и нескольких ночей, чтобы они не увели у сиу лошадей или не убили кого-нибудь из них вблизи лагеря".

Войны приводили к серьезному дисбалансу в численности мужчин и женщин в индейских племенах. Льюис Морган отмечал, что соотношение взрослых женщин и мужчин у шайенов в 1860 году было пять к одному. Он же в 1862 году писал: "Соотношение численности женщин и мужчин у черноногих составляет три к одному из-за гибели воинов в битвах".

С появлением на Равнинах евро-американцев индейцы столкнулись с противником, тактика и цели войны которого полностью отличались от привычных им. Индейцам была незнакома война на полное уничтожение противника, и, как уже отмечалось выше, даже крупный военный отряд часто удовлетворялся лишь парой враже­ских скальпов и возвращался домой с чувством выполненного долга. Индейцы никогда не преследовали разбитого врага, чтобы добить его полностью. Если враги обращались в паническое бегство, воины гнались за ними 5-10 миль, убивали тех, кого удавалось нагнать, после чего разворачивали лошадей и с победными песнями возвращались. Серьезными потерями считалось, если погибало человек 20. Потери в 40-50 человек были катастрофой, и племя надолго впадало в траур. Это не сложно понять, если провести простой подсчет -- средняя численность равнинных племен составляла около 3-4 тысяч человек, из которых количество воинов не превышало 600-900.

Первые столкновения с американскими солдатами сразу же показали индейцам, что перед ними новый жестокий противник, готовый все смести на своем пути. Индейцы яростно сопротивлялись, и военные кампании против враждебных племен держали их в постоянном напряжении. В отличие от индейцев, белые солдаты не пытались показывать свою удаль в бою -- их целью было убить как можно больше врагов. Кроме того, на место погибших солдат вставали новые, тогда как индейцам негде было искать новобранцев. Воины, обремененные семьями и не обладавшие современным оружием, могли противопоставить белым захватчикам лишь смелость и умение. Основной проблемой американской армии было найти кочу­ющие лагеря противника. Со временем власти осознали, что победить воинов Равнин гораздо проще, если использовать против них индейских союзников. Индейцам достаточно долго удавалось противостоять американской армии, но к концу 1870-х годов войны на Равнинах были закончены, а индейцы разбиты и помещены в резервации. Как ни странно, но важнейшей причиной поражения краснокожих оказалась не сила оружия бледнолицых, а полное истребление ими бизонов, являвшихся основным источником питания всех равнинных племен.

Политика США по отношению к свободным племенам была крайне жесткой. Ее вполне можно выразить фразой, приписываемой генералу Шеридану: "Хороший индеец -- мертвый индеец". В отличие от канадских властей, которым удавалось добиваться своего более мягкими способами, американцы пытались решить проблемы военными кампаниями, что приводило к человеческим жертвам среди солдат и белого населения и огромным материальным затратам. Многие боевые офицеры прекрасно понимали это. Юджин Вэйр писал: "Гораздо дешевле кормить индейцев, чем воевать с ними". Весьма любопытно в этой связи высказывание генерала Митчелла, сделанное в 1864 году: "Хорошо известно, что содержание одного кавалеристского полка в полевых условиях обходится ежегодно в миллион долларов. В моем округе -- от Омахи до Южного перевала, расквартировано три полка, то есть на них тратится три миллиона в год... Я бы увел этих индейцев в резервации, разодел бы их в шелка, кормил бы жареными устрицами и снабжал бы карманными деньгами на игру в покер, а также давал бы им столько табака и виски, сколько бы они захотели. Благодаря этому у меня бы каждый год оставался лишний миллион долларов для моего маленького округа".

Насколько бы ни были разумны вышеприведенные доводы двух боевых офицеров, оба исходили не из принципов справедливости, а лишь из выгоды тех или иных методов порабощения краснокожих жителей Великих равнин. В армейских рапортах индеец, как правило, вы­ставлялся коварным дикарем, всячески препятству­ющим продвижению цивилизации на "свободные" земли Запада. В этой связи интересно замечание одного из гражданских современников: "Я не считаю, что слово "коварный", обычно применяемое к индейским племенам, всегда справедливо. Мы едва ли можем сказать о племени, что оно коварно, если оно через своего вождя предупреждает, что не пропустит белых людей через свои земли. Можно только похвалить индейцев за мужество и прямоту, когда они говорят, что если переселенцы застрелят членов их племени, как это обычно бывало, они убьют их".

Политика военного ведомства США по отношению к индейцам Великих равнин хорошо отражена в рекомендациях Рэндолфа Мэрси, написанных еще в 1850-х годах: "Единственная возможность заставить сих беспощадных (краснокожих. -- Авт.) флибустьеров бояться и уважать авторитет нашего правительства заключена в том, чтобы, едва они совершат проступок, перво-наперво наказать их, нанеся им такой удар, последствия которого они будут ощущать еще долгое время, показав им тем самым наше превосходство над ними в военном деле. Лишь тогда они станут уважать нас гораздо более сильно, чем когда их добрая воля выменивается на подарки". Следствием такой политики стали многочисленные карательные кампании и беспощадное истребление индейцев вне зависимости от пола и возраста. При любом нападении на лагерь "краснокожих дикарей" "благородный" американский солдат оставлял после себя трупы маленьких детей и беременных женщин со вспоротыми животами и снятыми с гениталий "скальпами". Сэнд-Крик, Вашита, резня черноногих на реке Мариас и многие другие "геро­ические деяния" американской армии против воинственных жителей Равнин в полной мере соответствовали рекомендациям Рэндолфа Мэрси и ему подобных. Оставленные при отступлении индейские лагеря полностью уничтожались вместе со всем имуществом, а захваченные табуны безжалостно расстреливались, ставя людей на грань голодной смерти. Военные действия американской армии разрушали привычный уклад жизни равнинных кочевников, вынуждая их принимать условия правительства или умирать, оставаясь свободными.